Через три дня после встречи с американским полковником я оказался в Париже. Благодаря дружеским связям я без труда получил визу в Польшу с персональным приглашением генерала Гроша, в то время министра информации в варшавском правительстве. Было хмурое, тоскливое воскресенье, когда я снова сел в поезд, зарезервированный для союзных войск. В карманах моего френча à la Эйзенхауэр, на рукаве которого было вышито «Военный корреспондент США», находились различные поручения и аккредитационные письма от американского журнала «Кольерс» и швейцарского издательского объединения «Ренжье». Эти солидные органы прессы поручили мне провести «живое и документированное расследование» относительно новых границ Польши и борьбы против злоумышленников.
Моему репортажу действительно суждено было стать весьма «живым». События совершенно неожиданно превзошли мои ожидания.
Колеса поезда монотонно стучали в ночи. Наши вагоны, лязгая, остановились в Берлине — павшем, расчлененном, нищем. По обеим сторонам железной дороги на Варшаву громоздились немецкие танки, искореженные и почерневшие, которые оккупационные власти еще не успели свезти на свалку. По ухабистым дорогам медленно продвигались военные грузовики, груженные то продовольствием, то оборудованием, демонтированным на заводах «великой Германии».
На польской границе осмотр был коротким. Таможенники в поношенной форме плохо скрывали свое изумление. Открыв мой чемодан, они нашли там кофе в зернах, блоки сигарет и другие вещи, считавшиеся тогда роскошью. Варшавские дома, разрушенные войной, представляли собой зрелище ужасающее. Швейцар в отеле «Полония» открыл дверь своей единственной рукой, другая была ампутирована: он участвовал в героическом восстании варшавян.
Колонны машин, нагруженные материалами для восстановления города, с грохотом проезжали по старинной мостовой. Все нужно было строить заново. Слава богу, страшное прошлое постепенно отступало…
В министерстве информации я был принят генералом Виктором Грошем. Высокий и стройный, он дружелюбно смотрел на меня своими всегда печальными темными глазами. Этот выдающийся воин был героем польского Сопротивления и автором нескольких поэтических сборников. С первого нашего разговора ему пришелся по душе объективный тон, который я старался придать моим репортажам. Он говорил: «Мы рады, что у вас хватило энергии на это малоприятное путешествие. Посмотрите вокруг и опишите нашу нищету. Многие ваши коллеги составляют свои отчеты из Польши, не выходя из пресс-клубов Западной Германии и распространяя о нас всяческие небылицы».
Генерал Грош с болью переживал нарушившееся содружество по оружию между западными и восточными союзниками. Обеспокоенный политикой Гарри Трумэна и недовольный антипольским рвением американской военной бюрократии, он продолжал:
— Еще при жизни Рузвельта между русскими и американцами возникали трения. Однако их удавалось преодолевать. После смерти вашего великого президента они переросли в открытый конфликт… Вы просите меня о доступе в наши приграничные зоны. Это опасный район, предупреждаю вас. Нам самим с трудом удается его контролировать, там не прекращаются вылазки нацистских террористов и украинских националистов. Но раз вы так этого хотите, что ж, поезжайте туда… Вы обнаружите, что диверсантами из «Белой армии» управляют специальные американские службы, связанные с самыми черными силами — бывшими членами гестапо и абвера, реваншистами и бандитами всех мастей!
Перед расставанием генерал-поэт сердечно пожал мне руку.
Поезд пересекал бескрайние польские равнины. Вагон был наполовину пуст. Моими попутчиками оказались советский лейтенант, только что уволенный в запас, толстощекий коммерсант, украинец по национальности, и несколько растерянный польский служащий.
Советский офицер, родом с Кавказа, предложил попутчикам сигареты, рыбные консервы и помог молодому поляку уложить его багаж. Вынув из чехла гитару, лейтенант мелодично пел нам. По образованию он был инженер. Несколько раз был ранен. Общительный и разговорчивый, он охотно поведал об экономическом положении своей страны, с похвалой отозвался о Рузвельте и с детской непосредственностью засучивал штанину, показывая, куда попала немецкая пуля и откуда вышла.
К полуночи лейтенант задремал, а коммерсант затеял оживленный разговор с поляком. Вскоре он извлек из своего кармана засаленные карты и по ходу игры повторял, что вооруженные до зубов бандиты останавливают поезда и захватывают государственных служащих. Всякий раз молодой поляк нервно вздрагивал, натягивая на колени серое одеяло. В купе было душно.
Мы проезжали по лесистым пространствам восточной Польши. Толстощекий коммерсант безрезультатно пытался заговорить с молодой женщиной кокетливого вида в черном бархатном берете, затем с замкнутым и угрюмым ксендзом.
В купе вошли военные в квадратных фуражках, в кожаных куртках с нарукавными повязками. Они проверили документы и тщательно осмотрели наш багаж.