— Эйхман ответил на 12 тысяч вопросов перед тем, как его повесили на рассвете 1 июня 1962 года во дворе тюрьмы в Рамаллахе. Сотни раз он давал одни и те же показания израильским службам, прокурору, судье. Нет, он действительно не располагал в Аргентине другими средствами, кроме заработка механика… Нет, ему неизвестно о секретных богатствах других нацистских беглецов в Южной Америке. Разве его дети не ходили в заплатанных штанишках во время его ареста?
Не издевался ли этот человек, с виду такой покорный и так желавший помочь судьям, в преддверии своей смерти? Не унес ли он в могилу свою чрезвычайно важную тайну?..
— Не подмигнул ли он палачу в последний момент? — спросил Вебстер. — Мне кажется, это похоже на него. Один известный психиатр сказал мне, что такого рода мрачное удовлетворение, которое демонстрировал Эйхман во время долгого процесса, показалось ему подозрительным с точки зрения психиатрии. Однако израильтяне…
— …не опубликовали стенографический протокол допросов и судебного разбирательства. Торопясь показать пример правосудия, они, возможно, упустили из виду одну из особенностей Эйхмана.
И я рассказал своему другу юристу о деле так называемых «сокровищ Блаальпа» — скромного тирольского городка по соседству с Бад-Аусзе. 5 мая 1945 года, как явствует из показаний свидетелей, в этом районе появился эсэсовский офицер, удивительно похожий на Эйхмана. За его открытой машиной следовали два грузовика, на борту которых, слегка прикрытые брезентом, находились двадцать два больших ящика. На них было написано: «Собственность СС». Грузовики благополучно преодолели горные, плохо вымощенные дороги. Примерно за два дня до прибытия отряда австрийских партизан-антифашистов и первых джипов союзников эсэсовский офицер и его сопровождение исчезли. Грузовики были сброшены в озеро неподалеку. Без ящиков, разумеется… С тех пор ходит слух, что часть секретных нацистских сокровищ погребена в засыпанной пещере.
— По-видимому, в коридоре шахты длиной почти в километр? — перебил меня Ли.
— Отнюдь нет. Шахта была открыта и обследована. В ней было спрятано несколько сотен картин, большей частью украденных из церквей Италии и Венгрии. Нет, во время Нюрнбергского процесса ходили слухи, что Эйхман «снял сливки» с нескольких временных тайников, где находились только драгоценности, слитки, большое количество серебряных талеров времен императрицы Марии-Терезы, которые остаются в обращении на берегах Красного моря.
В те времена один баварский крестьянин показывал своим друзьям картину, написанную художником-импрессионистом. Эксперт признал в нем Клода Моне. Когда извлекли картину, так долго валявшуюся в буфете, крестьянин воскликнул: «Но я же заплатил за нее… Я отдал килограмм картошки одному неопрятно одетому эсэсовцу, который искал еду для своих приятелей, прятавшихся в лесу. Неплохая цена за эту мазню, не правда?»
— Значительная часть произведений искусства, награбленных СС, — прервал мой друг адвокат, — была тем не менее найдена. Как и оригинал знаменитой гравюры Дюрера «Рыцарь, Смерть и Дьявол», датированной 1513 годом, которую сам Гитлер, неравнодушный к Дюреру, заставил своих телохранителей из «Мертвой головы» снять со стены в верхней галерее музея Нюрнберга. Это касается и частных коллекций Геринга и Риббентропа, не говоря уж о личном собрании фюрера. Американская комиссия по защите исторических памятников, возглавлявшаяся до 1946 года судьей Оуэном Дж. Робертсом, проделала большую работу в этой области.
— Я согласен с вами и отдаю должное хранителям Фонда Ротшильда в Париже, музея «Метрополитен» в Нью-Йорке, проделавшим гигантскую работу по переписи награбленных шедевров. Не следует забывать при этом федеральную полицию ФРГ, которая внесла свой вклад в возвращение сокровищ. Необходимо особенно отметить чутье бывшего участника итальянского Сопротивления комиссара Родольфо Сивьеро из Флоренции, который добился возвращения нескольких сотен предметов искусства, украденных нацистами. Самой пострадавшей в этом отношении была, несомненно, его страна. Сивьеро считал и вновь пересчитывал картины Рафаэля, Тинторетто и Караваджо. В Мюнхене, бывшей столице НСДАП, хранитель Национального баварского музея поведал мне со слезами на глазах, что из 650 произведений искусства, находившихся в личном противовоздушном убежище фюрера, только 50 были возвращены государственным музеям.