Маг. Биография Паоло Коэльо

13 августа 1971 года, в пятницу, когда прошло чуть больше месяца после возвращения Пауло из Соединенных Штатов, раздался телефонный звонок из Вашингтона. Сообщили ужасную весть: только что скончался дедушка Артур Арарипе. Мастер Тука получил черепно-мозговую травму, упав с лестницы в доме дочери в Бетесде. Его госпитализировали, но в больнице он скончался. Потрясенный этим известием, Пауло некоторое время сидел молча, пытаясь осознать услышанное. Он вспоминал, каким в последний раз видел деда — улыбающегося, в задорном берете, — и воспоминание это было столь свежо, будто они только что прилетели в Вашингтон, а потому примириться с тем, что мастера Туки больше нет, было невозможно. У Пауло возникло ощущение, что сейчас он выйдет на балкон и обязательно увидит, как мастер Тука дремлет там с открытым ртом, прикрывшись журналом «Ридерз дайджест». А может быть — дедушка это просто обожал — он сейчас подденет каким-нибудь замечанием хипповатого внучка. Скажет, к примеру, что Пеле — просто «неотесанный мулат», а Роберто Карлос — «истеричный крикун». Бывало, дед принимался превозносить диктаторов правого толка вроде португальца Салазара или испанца Франко (инженер Педро в таких случаях имел обыкновение вклиниваться в разговор, громогласно утверждая, что малевать, как Пикассо, или бренчать на гитаре, как Джими Хендрикс, способен любой и каждый). Но Пауло это не раздражало — наоборот, он умирал со смеху от таких эскапад упрямого деда. Ведь тот, несмотря на весь свой консерватизм — и, видимо, потому, что в юности сам принадлежал к богеме, — единственный в семье с уважением и пониманием относился к друзьям Пауло. В конце концов, мастер Тука стал Пауло вторым отцом, щедрым и терпеливым — в отличие от первого, угрюмого и раздражительного инженера Педро. Поэтому юноша особенно тяжело переживал внезапную смерть дедушки. Прошло немало времени, пока рана в душе перестала саднить.

Пауло по-прежнему вел уроки для абитуриентов и ходил на занятия, где, похоже, вновь начались проблемы. «На первом году человек учится использовать личный авторитет, чтобы достичь желаемого, — писал он в дневнике. — На втором ученик теряет прежний организационный нюх, а на третьем вообще готов на все махнуть рукой». Вскоре он узнал, что детектив Нелсон Дуарте, которого подозревали в принадлежности к «Эскадронам смерти», уже вовсю нарезает круги вокруг Национальной школы театра в поисках «наркоманов и коммунистов». На одной такой вылазке этот полицейский столкнулся с мужественной женщиной, преподавателем и фоноаудиологом Глорией Бойтенмюллер, которая, тыча пальцем ему в грудь, заявила:

— Мои ученики будут носить прически, какие им заблагорассудится, а если кого-то из них арестуют, тебя вынесут отсюда вперед ногами.

Дневник надежно хранил все тайны, и Пауло потихоньку обличал творившийся вокруг произвол:

Этот Нелсон Дуарте снова стращал учащихся и преподавателей с длинными волосами, и школа дала указание не пускать «волосатиков» на занятия. Я сегодня не пошел на занятия, потому что не решил еще, стричься или нет. Это здорово достает. Постричься, не носить цепочек, не одеваться как хиппи… Невероятно! В дневнике я сохраню полипный тайный отчет о нашем времени. Однажды я опубликую все это. Или буду хранить в специальном сейфе, не подверженном воздействию радиации и с легко доступным шифром на замке, чтобы кто-нибудь когда-нибудь прочел все, о чем я тут написал. Но если хорошо подумать, хранить эту тетрадку небезопасно.