Маг. Биография Пауло Коэльо

Дневник давал Пауло свободу фантазировать сколько душе угодно. Вопреки содержанию приведенной выше записи, Пауло никогда не бывал нарядно одет, ненавидел как школьные занятия, так и спорт, а его влюбленности далеко не всегда заканчивались радостно. Если верить ему на слово, его возлюбленными были и Сесилия (вспомним проделку с флаконами), и соседка Моника, и Деде, с которой он впервые в жизни поцеловался в Араруаме, и Анна Мария Тата, хорошенькая смуглянка со скобками на зубах. Чувство к последней, как это часто бывает в юности, захватило Пауло и перевернуло всю его жизнь. Он пишет о ней драматически: «Впервые в жизни я плакал из-за женщины… с ней я испытал горе и потерял желание жить». Ворочаясь ночью без сна, он воображал себя героем трагедий Нелсона Родригеса[10], например: он проезжает на велосипеде мимо дома возлюбленной, его сбивает машина, он падает на землю весь в крови. Тут же, откуда ни возьмись, появляется Она, бросается в слезах на колени, склоняется к умирающему и успевает услышать его последние слова: «Это моя кровь. Она пролилась из-за тебя. Помни обо мне…»

Хотя у девочки и Пауло были чисто платонические отношения, реакция ее родителей оказалась немедленной и категоричной: ей запретили дружить с «плохим мальчиком». Но Тата взбунтовалась и не покорилась воле семьи. Она призналась Пауло, что даже материна трепка не заставила ее отказаться от него. Пауло был и а каникулах в Араруаме, когда почта принесла страшную весть — всего несколько строк, написанных его другом Шико: «Тата просила тебе передать, что между вами все кончено. Она любит другого». Стены дядюшкиного дома словно придавили ею своей тяжестью. Речь шла не только о потере возлюбленной — он сгорал от позора, что его так унизительно предали. Пауло был готов на все, только бы в глазах друзей не выглядеть жалким. Он выдумал фантастическую историю и на следующий день сообщил ее в письме другу: он просил Шико открыть всем приятелям, чем на самом деле была для него Тата. Он лгал ей — он никогда не питал к ней нежных чувств. Он — «тайный агент ЦРУ, шпионской организации Соединенных Штатов, и получил задание следить за этой девчонкой», только поэтому он с ней водился. Через неделю, получив ответное письмо Шико, Пауло записал в дневнике: «Он поверил моей выдумке, но теперь мне все время придется лгать. Моя честь спасена, но сердце пылает».

А у Лижии и Педро сердца если и не пылали, то были не на месте — но совсем по другой причине. Первые месяцы обучения сына в колледже Санто-Инасио свидетельствовали о крахе их надежд. Табель со скверными отметками вызвал тяжелые объяснения в семье. Соня Мария училась блестяще и неизменно была первой ученицей в Жакобине, а Пауло катился вниз. Он успевал лишь по таким второстепенным предметам, как пение и труд, в остальном лее едва дотягивал до пяти баллов, которые необходимо набрать, чтобы не вылететь из колледжа. И только строгий домашний режим, при котором Пауло часами просиживал за уроками, а также дополнительные занятия по нескольким предметам помогли ему закончить первый год с мизерным средним баллом 6,3. Дальше положение ухудшилось. Ему по-прежнему ставили высокие оценки по пению, но он не дотягивал до минимально допустимого балла по математике, истории, португальскому, латыни, английскому…

Однако родители знали, что их мальчик, по сути своей, не так уж плох. Они надеялись, что железная рука иезуитов в конце концов наставит его на путь истинный. А Пауло тем временем все больше замыкался в себе, становился робким и неуверенным. Он даже потерял интерес к любимому развлечению однокашников по Санто-Инасио дежурить у дверей колледжа Жакобина, дожидаясь выхода девочек. Многие вспоминали потом об этом всю оставшуюся жизнь. Например, Риккардо Гофштетер, впоследствии писатель и сценарист:

— Нам доставляло огромное удовольствие пройти два-три квартала до Жакобины и зачарованно смотреть, как они выходят. Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами: прелестные тоненькие ножки девочек, наполовину скрытые плиссированными юбочками. Они выходили стайками — стайки ножек и юбочек, развевавшихся на ветру, — и нам становилось еще интереснее. Те, кому удавалось с кем-нибудь из них подружиться, говорили, что большего наслаждения просто не бывает. Но у меня никогда не было подружки из Жакобины.