У Пауло ее тоже не было. Ни из Жакобины, ни из какой-нибудь другой школы. Если не считать легкого флирта и невинных записок, которыми он обменивался с девочками на участке и в Араруаме, Пауло рос, так и не обзаведясь настоящей подружкой. Когда приятели начали хвастать своими похождениями и победами — на самом деле все ограничивалось мимолетными поцелуями, прикосновениями рук или редкими торопливыми объятиями, — одному Пауло нечего было рассказать. Природа обделила его красотой. Тщедушный, узкоплечий, с большой головой. Унаследованные от отца толстые губы и чересчур массивный нос на лице мальчика его возраста смотрелись странно. Одиночество все возрастало, и Пауло уходил в мир книг — но не тех, что заставляли читать отцы-иезуиты, — эти он ненавидел. Его любимым чтением были приключенческие истории и романы. Пауло читал много и жадно, но это ничуть не улучшало его успеваемость. В конце каждого учебного года на публичной церемонии награждения лучших учеников Пауло привык видеть, как его друзьям (некоторые из них впоследствии стали крупными фигурами в общественной жизни Бразилии) вручают почетные дипломы и медали. А Пауло был на волосок от отчисления: его средняя годовая оценка превышала нижний предел лишь на три сотых балла. Он с трудом закончил учебный год, и над ним нависла угроза отчисления — в Санто-Инасио не держали двоечников.
Успеваемость Пауло была катастрофической, но родители тешили себя надеждой, что сын зато станет добрым христианином. В этом смысле он, видимо, стоял на верном пути. Пауло не любил занятия, но хорошо себя чувствовал в тяжелой для многих атмосфере набожности, свойственной колледжу Санто-Инасио. Он послушно ходил в парадной форме на обязательные воскресные мессы — их служили на латыни — и свыкся с загадочными ритуалами: например, с обычаем в Великий пост закрывать изображения святых лиловым покрывалом. И даже мрачные катакомбы, где покоились бренные останки отцов-иезуитов, будоражили его любопытство, хотя спуститься туда не хватало смелости. Надежды Лижии и Педро спасти душу сына укрепились, когда уже в четвертом классе он захотел пожить в духовном приюте колледжа. Уединение продолжалось три или четыре будних дня, чтобы это ничем не напоминало лагерь отдыха. Местом его бывал обычно «Дом уединения падре Аншиеты»[11] или просто «Дом в Гавеа» — небольшая усадьба в тогда еще окраинном районе Сан-Конрадо, в пятнадцати километрах от центра Рио. Дом построили в 1935 году среди густого леса — тяжеловесное белое трехэтажное здание с тридцатью окнами по фасаду: по числу комнат для воспитанников. Из каждого окна открывался великолепный вид на пустынное побережье Сан-Конрадо. Иезуиты не уставали повторять, что глубокая и полная тишина в доме позволяла слышать в любой час дня и ночи, как накатываются на берег океанские волны.
И вот жарким октябрьским утром 1962 года Пауло отправился туда на встречу с Господом. В чемоданчике, собранном матерью, помимо одежды и туалетных принадлежностей лежали его неразлучные теперь уже спутники: тетрадь в твердой обложке и вечная ручка для записей, которые все больше напоминали дневник. В восемь утра готовые к отправке мальчики уже стояли во внутреннем дворе колледжа Санто-Инасио. Пока ждали автобуса, будущий писатель вдруг ощутил порыв смелости. С двумя друзьями он вошел в темную часовню, обогнул алтарь и спустился по лестнице в катакомбы. Подземелье, освещенное только свечами, казалось зловещим. Однако, к своему удивлению, Пауло испытал не ужас, а необыкновенное, невыразимое умиротворение. «Мне казалось, что передо мной не мрачный лик смерти, — записал он в тетради, — но вечный покой тех, кто жил и страдал ради Иисуса».
Через полчаса они уже входили в «Дом в Гавеа». Несколько дней Пауло делил с другим мальчиком скромную комнату, где стояли две кровати, шкаф, стол, два стула, а на стене висел ораторий с изображениями святых. В углу помещался фаянсовый умывальник, над ним — зеркало. «Наверное, чтобы мы могли наблюдать с его помощью свое обновление», — оптимистично предположил в дневниковой записи Пауло. Разобрав чемоданы, мальчики спустились в столовую, где им подали чай с бисквитами. Духовный наставник группы падре Жуан Батиста Руффьер огласил прибывшим здешние правила, и первое надлежало исполнять уже через десять минут: обет молчания. До самого отъезда из приюта никто не должен произнести ни слова. За соблюдением правил следил сам падре Руффьер — энергичный коренастый гаушо, сын выходцев из Франции, увлекавшийся пчеловодством. Он туг же прочел мальчикам одну из своих знаменитых проповедей, которые оставили неизгладимый след в памяти многих поколений учеников Санто-Инасио:
— Вы прибыли сюда, как прибывают машины на технический осмотр и ремонт. Попытайтесь полностью разобрать себя, деталь за деталью. Не бойтесь, если увидите много грязи. Важно потом вновь поставить детали на нужное место и при этом быть предельно честными.