Маг четвёртого ранга (СИ)

Вернуться для начала в родовое гнездо. Отдохнуть как следует. Выспаться. Очень хорошо поесть, он бы даже назвал это грубым крестьянским словом «обожраться» как последняя свинья, и потом дни напролёт проводить в успокоительной неге, тотальной лени, созерцая облака и изредка читая какие-нибудь лёгкие книжицы из семейной библиотеки. Чуть позже, спустя пару месяцев, где-нибудь к началу весны, он бы стал чуть активнее, ездил бы на охоту, приглашал бы близких друзей и слуг на вечерние посиделки, звал бы менестрелей в гости, напивался бы горячим вином со специями и горланил бы паскудные песни до утра… а ещё чуть позже, жарким летом, он бы повстречал на балу у сюзерена какую-нибудь не очень гордую, воспитанную, девушку. Женился, породил бы наследника, а потом ещё нескольких карапузов в придачу, и жить стало бы чутка веселее, спокойнее, проще.

Эх мечты, мечты…

Сейчас же Бахрушь стоял во дворе лесного домика. Невзрачная постройка, больше похожая на землянку, с совсем не высокими потолками, но сбоку есть пристройка посвежее, и именно там располагается вход в здание с крыльцом и скамейкой. Из трубы домика идёт струйка дыма, и не удивительно, на улице сейчас весьма холодно. Вечереет. А на скамейке у крыльца сидит мужчина, длинные седые пряди волос, широкая борода, заплетённая в две косички. Мужчина выглядит весьма серьёзно, насупил свои густые брови, смотрит на отряд рыцаря хмуро, чмокает губами соломинку.

Бахрушь с людьми очень сильно устал, бока у коней блестели потом, сам рыцарь то и дело зевал, ночью он почти не сомкнул глаз. Поэтому ожидание какой-либо деятельности от хозяина домика, и то, что в результате они так ничего и не дождались, сильно разозлило Бахруша.

Он спрыгнул с коня, его люди последовали его примеру. Акатош чуть позади взвёл рычаг короткого арбалета.

— Эй ты! — не представляясь и не здороваясь, окрикнул сидящего на лавочке мужчину Бахрушь. — Видел проходящего здесь раненного оборванца? Парень, с переломанным копьём в груди.

Мужчина на лавочке сплюнул соломинку.

— А зачем он вам? — голос его был спокоен, дружелюбен, приветлив, но при этом с лавки он даже не встал, не поклонился, а ведь было предельно ясно, что перед ним рыцарь, сир, явно выше его по статусу. Это большая наглость и сильное неуважение. От такого обращения у Бахруша дёрнулась нервно щека, Акатош же, стоящий позади, и вовсе спустил скобу арбалета, приложив в лавку, рядом с ляжкой мужика, арбалетный болт, жёсткое оперение которого мерно покачивалось от напряжения выстрела.

Глаза мужчины тут же округлились, он повалился на колени перед рыцарем и его людьми, запричитал угодливо:

— Простите, простите меня, Сир! Совсем бес попутал… старый я стал, не разглядел с кем имею дело, решил люди лихие на порог моего дома пришли… простите, простите меня великодушно, сир рыцарь!

Бахрушу не понравилось, что косматая голова мужика не касается лбом земли, поэтому он вытянул ногу и опустил её на угодливо кланяющийся затылок. Мужчина закряхтел, лоб его уткнулся в землю, щёки сделались пунцово красными.

— Я ещё раз повторяюсь, мужик, не проходил ли здесь сильно раненый парень, с обломком копья… — тут Бахрушь вспомнил, что копья как раз при парне быть не должно, он вытащил его из тела ещё у замка монсеньёра, — ох нет, без копья… просто сильно раненный, в груди несколько болтов, в бедре стрела.

С земли послышалось тихо сипение:

— Как бы он передвигался, с такими… ранами… это же немыслимо, сир…

Тут крылечко у домика заскрипело, на улицу вышла низенькая женщина. Светловолосая, жёлтые пряди чередовались на её голове с седыми, а под уголками глаз и впалых щеках, ветвилась сетка морщин. К груди она прижимала коричневый платок, каким монашки обычно окутывают голову.

— Ох, — запричитала она, — что же вы делаете, благородный госпо…

— Заткнись, сука! — бесцеремонно прервал её Акатош. — Не смей говорить с сиром, пока он сам не заговорит с тобой, тупая ты сука!

Она тут же закрыла рот, испуганно вытаращила глаза.

Бахрушь вздохнул, убрал ногу с затылка мужика, позволив тому выпрямиться. Всё же мирных людей рыцарь не обижал, не редко относился к ним благосклонно, вот и сейчас пощадил за грубость, за которую любой другой уважающий себя рыцарь зарубил бы лишний раз не раздумывая.

— Ещё раз повторяю, люди… кто бы вы ни были… а учитывая, что обитаете вы как разбойники в глухом лесу, то люди вы не совсем честные… но не об этом сейчас, — Бахрушь невольно сильно зевнул. — Мои люди устали, лошадям нужна вода и овёс, нам бы тоже не помешало чего-нибудь выпить и поесть, но что куда важнее… — тут голос его сорвался на крик, не выдержав обуревавших рыцаря эмоций:

— НЕ ПРОХОДИЛ ЛИ ЗДЕСЬ РАНЕННЫЙ НАЁМНИК?! — проорал он это в лицо женщине, шагнув к ней и латной перчаткой ухватив тщедушную бабку за ворот платья.