Маг и его кошка

Он сидел в кабинете. Ни брюха, ни брылей, ни лысины. Молод и пожалуй что смазлив – такое личико скорее бы подошло юной пастушке.

– Томас Бакерсон?

– Да. Вы кто?

– Лорд Элвин, хозяин Франчески.

Его лицо прояснилось:

– О, так она вам сказала? Вы согласны?

Я плотно прикрыл за собой дверь и улыбнулся. Он при виде этой улыбки побледнел.

– Отнюдь нет, любезнейший. Вы даже представить не можете, насколько я НЕ согласен.

Щелчок аквилонской плети разнес его письменный стол на куски. Бакерсон плюхнулся на пол и, не отрывая от меня полных ужаса глаз, попятился ползком. Я, продолжая наступать, пинком ноги отшвырнул обломки.

– Мерзавец! Заморочил голову девчонке.

– Вы не поняли, – выкрикнул он высоким, бабьим голосом. – Я с самыми серьезными намерениями!

– Проверим! – Конец плети захлестнул его шею и сдавил. – Говорят, за настоящую любовь не жалко умереть. Ты готов?

Стряпчий побагровел и вцепился руками в шею, пытаясь ослабить невидимую удавку.

– С чего ты вообще решил, что ровня ей? – я ослабил плеть и дал ему вдохнуть.

– Я… я… – Вид у него был до того растерянный и жалкий, что я почувствовал презрение.

– Знаешь, в сказках принцессу всегда стережет злой дракон. Я – этот дракон, Бакерсон. Ты готов сразиться за ее руку?

– Нет, – со слезами в голосе выкрикнул этот слизняк. И сразу стал мне неинтересен. – Она ни о чем таком не предупреждала!

– Вот и славненько. Собирайся. Поедешь со мной.

* * *

Все время, пока ничтожество каялось и просило у девушки прощения за разорванную помолвку, я стоял в дверях с каменным лицом. Франческа тоже молчала, опустив глаза, только вздымающаяся грудь выдавала ее скрытую ярость. Я пинком спровадил стряпчего с лестницы, вышвырнув на человеческую половину мира, и вернулся к сеньорите.

– Ну, как вам истинный облик вашего ухажера, леди? Не правда ли красавец? Рыцарь! Защитник, – мне хотелось унизить и ударить ее словами как можно сильнее.

Она молчала.

– Конечно, вы – Франческа Рино. Кто попало вам не подойдет, только стряпчий. Почему не сапожник и не повар, леди?

– Это подло, – тихо сказала девушка. – Он – всего лишь человек.

– Всего лишь? Да ты никак жалеешь его, Франческа. Что это за хобби такое – выбирать ничтожеств? Тебе так важно носить штаны в семье?

Она зло сузила глаза – верный признак, что я был прав в своем предположении.

– Я просто хотела освободиться. Уйти. Ненавижу тебя! Ты – чудовище!

Наверное, она тоже хотела причинить боль. И у нее это получилось.

Еще как получилось.

Я чуть было не утратил контроль. Неслышно и жутко взвыла тень за плечом. Чудовище? Ха, да она даже не представляет, что такое НАСТОЯЩЕЕ чудовище.

Губы свело в язвительной ухмылке. Взращенная Гайлсом и гордостью привычка улыбаться, когда бьют, не показывая, как в действительности больно…

Так и не смог от нее избавиться. Да и не пытался.

В тот момент я был близок к тому, чтобы перестать сдерживать свою темную спутницу, выпустить наружу дикий, полный огня и боли Хаос…

Но рядом была Франческа!

От удара о стену заныли костяшки пальцев – я разбил их в кровь, и эта боль заставила опомниться.

– Достаточно попросить, сеньорита. Хотела стряпчего – получи стряпчего. Можешь выходить замуж, не стану препятствовать, – я схватил плащ и горн. – Беги, еще успеешь его догнать.

Intermedius

Лорд-командор

В полдень на центральной площади всегда людно и шумно. Важно прогуливаются горожане, ведя под ручку своих фру и фрекен; у храма канючат нищие; грохочут по брусчатке деревянные колеса телег и карет; а от лучшей городской гостиницы – аккурат напротив храма – по всей площади расползается ароматный запах глега и медистера[27]. И каждый час, когда минутная стрелка больших часов на башне останавливается напротив разеннской цифры XII, по всей площади разносится чуть глуховатый, но мелодичный перезвон.

Вот и сейчас отзвучал второй час пополудни. Невысокий светловолосый мужчина, который уже минут двадцать приплясывал на морозе у подножия башни, время от времени поднимая голову, чтобы свериться с бегом стрелок, недовольно поморщился, поднял повыше ворот и укрыл руки в пазухи одежды. С утра было солнечно, но к полудню, как это часто бывает на севере, небо заволокло тучами, с моря потянуло резким бризом, и стоять, коченея на холодном ветру, становилось все сложнее.

– Генрих! – мягкий голос из-за спины оборвал томительное ожидание.

Названый Генрихом обернулся и почтительно поклонился.

– Мессир.

– Холодно как-то, – вновь подошедший зябко поежился. – И чего ждешь на таком ветру? Пошел бы в трактир.

Генрих махнул рукой, как бы говоря «да ну его».

– Не могу. Душно там, чадно…

– А, ну да. Ты же у нас нюхач. Тогда пройдемся.

Они свернули на одну из узких улочек, что колесными спицами расходились от главной городской площади. Справа и слева наползали друг на друга узкие фасады домов, нависали над мостовой, почти образуя над головой каменный свод – руку протяни и дотронешься до соседского окна. Человек, к которому Генрих обращался «мессир», временами беспокойно поглядывал наверх, словно опасался, что его окатят ведром помоев.