— Я рада за вас, — говорила она. — Очень рада. Максим, пойми меня правильно: на твоём месте я бы предпочла видеть кого-то другого, но выбирать здесь не мне, и я всё равно за вас очень рада.
Димеона настойчиво тянула меня за руку прочь с поляны.
— Спасибо, — сказал я, обращаясь к Мелиссе. — Спасибо за всё. Спасибо за Димеону.
— Идите, идите! — та со счастливой улыбкой махала рукой. — И я тоже пойду. К сожалению, у меня впереди ещё очень много работы.
Димеона, уже с решительным видом увлекавшая меня куда-то, внезапно остановилась.
— Какой работы? — спросила она, оглянувшись и уставившись на наставницу округлившимися глазами. — Какой работы?! Куда ты пойдёшь?
— Да... — жрица трубно высморкалась. — Вы отдыхайте, а у меня... Ещё много дел. Сейчас явится Сигаул... — голос её стал горьким, усталым. — И Суг... И так много нужно обсудить ещё с Саем... И атака на Сивелькирию... И потом... — она вздохнула и медленно тронулась в направлении Храма. — Ох-ох-ох!.. Ладно, идите, вам об этом можно не думать. Это мои заботы... — она снова вздохнула. — Совет да любовь.
Победное выражение медленно сошло с лица Димеоны, губы её задрожали. Мгновение она глядела вслед удаляющейся наставнице, а затем, всхлипнув раз или два, вдруг бросила мою руку и побежала вслед за Мелиссой, на бегу голося:
— Стой, Мелисса, Мелиссонька! Я передумала! Ты хотела меня? Ну, так вот она я! Я согласна, да! Я готова! Я буду твоя, я согласна на всё, мне плевать на себя, но, пожалуйста, ну только оста-а-авь их!..
Подбежав к остановившейся наставнице, нимфа схватила её за руку и, не переставая вопить, потянула назад. Женщина обернулась, и сердце у меня ёкнуло: лицо её было искажено выражением такой искренней злости, что даже плач Димеоны сразу оборвался.
— Девчонка! — кипя от ярости, Мелисса вырвала руку из пальцев своей ученицы. — Мало тебе того цирка, что мы уже здесь устроили? Ты хочешь ещё? Думаешь, на тебе клином весь свет сошёлся?!
— Мелисса... — девочка робко топталась на месте. — Они... Ты... Я... Возьми меня, а?..
Рука Мелиссы взметнулась. Как в замедленной съёмке, я наблюдал, как её ладонь выписывает дугу в воздухе, чтобы, наконец, впечататься в щёку моей ненаглядной друидки. Удар не был таким уж сильным — простая пощёчина, хоть и отвешенная от души — вот только нимфа, похоже, совершенно не ожидала его. Не сделав попытки ни защититься, ни уклониться, ни даже сохранить равновесие, девочка коротко вскрикнула и полетела в траву.
Верховная жрица прижала руку к груди и стала тереть ушибленные пальцы. Глаза её по-прежнему сияли жёлтым огнём.
— Посмотри на себя! — сказала она. — Фериссия наградила тебя талантами более, чем кого бы то ни было. Сегодня ты поняла то, чего большинство людей не видят до самой смерти — по крайней мере, я думала, что ты поняла. Фериссия не даст соврать: с твоими данными девочка менее чистоплотная давно стала бы владычицей мира. Ты можешь вести людей за собой, ты можешь изменять их, ты можешь вершить их судьбы, саму историю, но вместо этого ты лежишь здесь передо мной в луже собственных соплей, умоляя меня не делать того, в чём ни бельмеса не понимаешь, и предлагая мне взамен то, что не нужно ни мне, ни тебе! Ты могла бы забрать своего кобеля и катиться на все четыре стороны — но нет: тебе мало жить так, как тебе хочется, тебе надо, чтобы все вокруг плясали под твою дудку!
Девочка лежала всё в той же нелепой позе, в которой упала, — за высокой травой её почти не было видно.
— Посмотри на себя, — продолжала старшая жрица. Нотки её голоса были жестокими, но на этот раз это была искренняя жестокость. — Посмотри, какой жалкой ты стала. Посмотри, до чего ты дошла... Димеона, когда же ты, наконец, повзрослеешь? Когда ты поймёшь, что, как бы тебе ни хотелось, чтобы все люди вокруг были белыми и пушистыми, в мире всегда будет место для грязной работы, и её, Фериссия тебя разрази, кому-то придётся делать? Я ведь не требую и даже не прошу, чтобы ты мне помогала, — я могла бы просто отвести тебя в Храм, и, поверь, мне это было бы куда больше с руки, чем тратить на тебя уйму времени, которого у меня сейчас нет. Мне вовсе не улыбается перспектива остаться с неприкрытой спиной, но я всё же делаю так, как для тебя будет лучше. Всё, что тебе остаётся, — это отойти в сторону и не путаться под ногами. Неужели, о, неужели же ты не способна даже на это?..
Жрица смолкла. Ответом ей была тишина. Потом ветер донёс до меня то ли стон, то ли хрип.
— Что? — спросила Мелисса. Краска злости уходила с её лица.
— Ты не... Смеешь... — донёсся из высокой травы едва различимый шёпот.
— Вот как? — брови жрицы приподнялись. — Кто же мне помешает?
— Ты... Не смеешь... — прозвучало чуть громче.
— Поднимись, когда с тобой разговаривают, — сказала Мелисса, глядя на землю перед собой, где — я видел теперь — что-то происходило: трава ходила волнами, скрывая шевеление плоти.
— Ты не смеешь...
Из травы поднялась голова, и я остолбенел, потому что это была не человеческая голова. Верховная жрица возвела глаза к небу.