— Думаю, для начала мне следует извиниться.
***
Мелисса сидела на привычном месте в Святая святых, уронив голову на руки, и ждала. Закат давно догорел, и комната была заполнена тенями от пляшущего огня. В горле стояли события беспокойного дня и заботы грядущей ночи. В теле были пустота и усталость. В душе горьким осадком сплелись безысходность и боль. Наверное, нужно было поспать, вот только позволить себе такую роскошь верховная жрица не могла: в палатке Сигаула происходило нечто слишком значимое. Сейчас совет завершится, старик придёт к ней, и тогда...
— Ваше святейшество?
Военачальник, как всегда, возник вдруг. Ни малейшего шороха — словно вежливое напоминание о том, что он мог бы и не предупреждать о своём появлении. Он так входит в Храм, словно уже давно решил для себя, что тот является его вотчиной. Хотя... Почему — «словно»? Прежде чем повернуть к вошедшему голову, Мелисса позволила себе улыбнуться на долю секунды: Сигаул, должно быть, считает, что действует ловко и что жрица не знает, какое из его отравленных лезвий заготовлено для неё. Старик был умнее многих других, однако и он оставался при этом прямым, словно ветвь масляного дерева. Власть, которой обладала Мелисса, вкупе с тайным знанием Храма его не устраивала, ибо в глубине души он боялся всего, что не был способен понять. Среди его приближённых был один верный пёс, даже ещё щенок, который после падения дикого города должен был стать новым верховным жрецом, а пока Сигаул терпел жрицу ради её силы, не подозревая при этом, что и сам он оставался жив только потому, что в данный момент им было проще всего управлять и что вскоре это должно было закончиться. Есть тысяча способов сжить со свету старого дурака, и примерно тридцать из них уже были приведены в исполнение.
— Я просила не называть меня так, — голос Мелиссы был тихим, лишённым эмоций, разве только немного усталым. — Я свята не более, чем распоследнейший из охотников, и слишком хорошо знаю это.
— Извини, — седой военачальник, наконец, вышел из тени, в которой стоял, и направился прямиком к центру комнаты. Мелиссу порой даже восхищала та непосредственность, с какой он вторгался в Святая святых: старик был настолько упрям, что умудрялся скрывать собственный страх даже от себя самого. — Я забыл. Я пришёл сказать тебе, что наши воины готовы.
«Началось!» — мелькнуло в голове у жрицы.
— Прекрасно, — произнесла она вслух. — Вели им как следует выспаться перед боем — завтра нам всем предстоит трудный день.
Пламя тихо шуршало в развешанных здесь и там лампах. Зал был устроен так, что тень и свет в нём сплетались в узор, подкупающий своею замысловатостью: после пристального изучения визитёр мог поверить, что в самом деле видит всё, что в нём скрыто. Сигаул, впрочем, был не настолько глуп: судя по непроизвольному движению глаз, из восьми тайных выходов он знал о пяти.
— Ты, верно, не вполне меня поняла, — сказал он, переступая с больной ноги на здоровую и морщась при этом. Рецепт мази уже был изменён несколько дней назад, и, похоже, поправка была сделана правильно: Сигаул наверняка ещё ничего не заметил, но во время боя уже имел все шансы слегка переоценить свою прыть, отметила Мелисса, скорей машинально, нежели с умыслом. — Мои воины готовы пойти в атаку сейчас.
— Сейчас? — жрица приподняла брови. — Ночью? Мы ведь собирались ударить с восходом солнца, когда тени обманчивы, а веки тяжелы! Так подобает поступать смелым охотникам вместо того, чтоб таиться во тьме. Сейчас стебли ещё не окрепли настолько, чтобы все мы смогли подняться наверх, едва нам это понадобится.
Сигаул снова переступил с ноги на ногу. В мазь можно добавить ещё пару гранул, решила Мелисса.
— Тьма хороша для зверей, — сказал воин, роняя слова медленно, словно обдумывая, что именно надлежит сказать. — Что хорошо для зверей, хорошо для Фериссии. Мы не пойдём на обрыв, это слишком открытое место, кроме того, после вечерней битвы нас там ждут. Вместо этого мы зайдём к ним с тыла и прорвёмся сквозь их укрепления.
Брови жрицы приподнялись.
— Хватит ли у твоих людей сил? — спросила она.
— Хватит, если твои жрецы им помогут, — ответил вождь. — Дикари хороши против всадников на конях, но против леса они бессильны.
— Безусловно, — кивнула Мелисса. — Мои жрецы в твоём полном распоряжении. Но... Сложность — это ведь не единственная причина, разве не так?
Сигаул медлил с ответом. Ведунья ждала.
— Воистину, твоя проницательность не устаёт меня удивлять, — старик улыбнулся. «И он считает себя хорошим актёром?» — подумала жрица. — В самом деле, есть ещё одно обстоятельство, упоминанием о котором я не хотел занимать твоего драгоценного времени.
Кроме треска огня, звуков в комнате больше не было.
— Я слушаю.
Это не была просьба, это был тихий приказ. Сигаул облизал пересохшие губы.
— Видишь ли... — начал он. — Всё может получиться не так быстро, как мы рассчитываем, и тогда, если мы подойдём к ним с обрыва, большая часть дикарей успеет сбежать. Но если мы сначала захватим их укрепления, за их спинами будет лишь бездна.
Мелисса молчала, взгляд её не выражал ничего.