— Димеона, у тебя прекрасно всё получается, просто тебе ещё слишком многому предстоит научиться. Помнишь, как тебя встретили в Вебезеккеле? Здесь, — я кивнул в сторону двери, которую кто-то остервенело пинал ногами с той стороны. — Здесь гораздо лучше. Тебе просто нужно набраться терпения, и тогда, со временем, что-то начнёт меняться.
Димеона вздохнула:
— Я не умею быть такой убедительной, как Мелисса.
Звуки ударов в дверь начинали постепенно стихать — похоже, народ расходился. Я улыбнулся:
— Димеона, ты была очень убедительной, просто... Просто наберись терпения. В конце концов, сегодня тебя уже слушали и за тобой даже ходили от площади к площади. Может быть, завтра ты встретишь именно тех людей, которым действительно нужно слово Фериссии?..
— Слово Фериссии нужно всем! — запальчиво воскликнула девушка.
— Разумеется, разумеется, — я сделал успокаивающий жест руками. — Но, видишь ли, в этом городе люди привыкли поклоняться иным богам. Лес далеко от них, лес их не заботит, зато море кормит их каждый день.
— Фериссия даст им намного больше!..
— Разумеется... Разумеется. Но для того, чтобы люди это усвоили, опять-таки, нужно время. Почему бы тебе не начать с того, чтобы завтра угостить их дарами леса?
Димеона задумалась на мгновение, а потом захлопала в ладоши от возбуждения. Я откинулся на кровать и наконец-то расслабился — впервые за этот долгий день — слушая её щебетание:
— ...И знаешь, они будут в восторге, если мне удастся найти в этом лесу диких ягод — не таких, как мы видели сегодня на рынке, а других, настоящих, ну, знаешь, как едят у нас дома...
Так, думал я, прикрывая глаза, что мы имеем в сухом остатке? С одной стороны, ясно, что мы имеем, — имеем мы одержимую, которая рвётся перестраивать мир. Чёрт возьми, да я бы руку отдал, лишь бы заглянуть в досье, что не дал мне прочесть Аполлон Артамонович, и узнать, кем была эта нимфа в миру!.. Нет, вопрос здесь в другом: имеем ли мы что-нибудь такое, что указывало бы, что нам не придётся назавтра драпать из Кромвеля так же, как мы сегодня с утра бежали из Вебезеккеля?..
— И ещё, знаешь, Мелисса мне говорила, что у диких людей совсем нет нормального хлеба, такого же, как готовят у нас, и я подумала...
Ну, хорошо, начнём с малого: за полдня в этом городе нас никто не пытался убить. Достижение не то чтобы важнецкое — слишком маленький срок, да и стражи вокруг полно было — однако весь мой опыт говорит, что это всё-таки хорошо. Идём дальше: на Димеону почти не пялились. Ну как — не пялились? Пялились, разумеется, ещё как пялились, но, если подумать, на кого в наше время не пялятся? Скажем так: на неё пялились уже совсем не с тем настроением, что раньше: если в Вебезеккеле народ сразу же записал её в когорту доступных леди, то в Кромвеле у неё есть все шансы стать городской сумасшедшей.
Я поглядел на друидку, с упоением рассказывающую что-то о птицах (как это было связано с темой нашей беседы, я упустил), и продолжил свои размышления.
Хорошо, убить нас не пытались, пялиться перестали, от площади к площади ходят. Что ещё? Ах, да: нас пока что не гонят, а раз так, есть все основания надеяться, что удастся-таки поработать...
В дверь постучали — только по контрасту я понял, что в какой-то момент до этого в коридоре сделалось тихо.
— Эй, это я! — послышался из-за двери сердитый голос. — Открывайте!
— А вот и наш дорогой хозяин пришёл! — я вскочил с кровати и поспешил отодвинуть засов.
Дверь открылась, и вошёл Эндрюс, трактирщик, держа в руках деревянный поднос с какой-то стряпнёй. Даффи ударил в ладоши, а Димеона вытянула шею, вглядываясь в незнакомый предмет.
— Это еда, Димеона, — торопливо пояснил я, пока с губ друидки в присутствии хозяина не сорвался очередной неудобный вопрос.
— Угу, — кивнул Эндрюс, водружая поднос на столик. — Завтра утром вы выметаетесь.
— Как?! — притворно всплеснул я руками. — Вы готовы пожертвовать популярностью заведения и тем фактом, что именно на вашем дворе поселилась известная проповедница Димеона Миянская со своим верным спутником?
— Ты, знай, ври, да не завирайся, — хозяин смерил меня таким взглядом, словно постояльцы, которых он спрашивал об оплате, певали ему ещё и не такие песни. — Ишь, чего мне устроили!..
— Но послушайте...
— И слушать ничего не желаю! А если они мебель надумают портить — платить, что же, вы будете? — Эндрюс демонстративно несколько раз открыл и закрыл дверь, словно бы проверяя, в порядке ли петли.
— Да, но всё-таки если мы можем как-то договориться... — я потел в душной комнате, в которой три человека были уже солидной толпой, и лихорадочно соображал, сколько я могу предложить трактирщику так, чтобы не выйти из роли и, что было гораздо важнее, из сметы.
— «Договориться»? — хозяин криво усмехнулся. — Ты топор-то поднимешь, деточка? — обратился он к Димеоне. — Видишь ли, нахлебники мне не нужны, проповедники — и подавно. Была б от вас польза, я бы ещё...
— А целители? — спросил я быстро.
— А? — поднял голову Эндрюс.
— Причём первоклассные! Правда ведь, Димеона?