Об этом я размышлял на 12-часовом пути из Ягодного в Магадан. Быстро наступила ночь, автобус трясся по снежным ухабам, ходил ходуном, будто просеивал песок. В салоне показывали видеофильмы, и я вдруг понял, что умею читать по губам, особенно крупные планы с губами, накаченными гелем, хотя так и не удосужился изучить английский язык. Там были зимние эпизоды, киношные герои-американцы, чем-то похожие на моего суперсына, без напряга ходили без шапок в нереальной Арктике. А он и при минус пятьдесят ходил без шапки. И я вспоминал наши волчьи головные уборы, уехавшие на постоянное жительство в Аляску, где шапка шапке — волк.
— Что делать, если человек спит на ходу?
— Смотря с кем и на ходу чего.
Я закрывал глаза, земля накатывала сейсмической волной. Казалось, мы спускаемся по глобальной горе, по земной кривизне. Шапку и дубленку я снял из-за жары, которую если и можно испытать в Магадане, то зимой, на пике холодов. Шапка ожила, приободрилась в предчувствии скорой встречи с домом, кованой вешалкой у входной двери. Я даже задремал, и пригрезилось, как Ванька Жуков пишет письмо на деревню дедушке — турецкому султану.
Дело к Новому году шло. Благодаря шапке по приезде домой удалось купить нормальное шампанское и водку. Выпиваешь редко, теряешь квалификацию. Да еще больно глазам: старость одолевает, этикетку трудновато прочесть. Упорно навяливают импортную водку на бруньках. Знаю, у нее привкус березовой каши. Выбираю питерскую. Вроде и бутылка невзрачная, зато продукт отменный. Там еще на всякий случай линейка нарисована — для ориентирования на пересеченной местности желудка.
В кои веки глянул в зеркало, обнаружил кровь на бороде. Где угораздило пораниться? Не припомню. Потрогал — не больно. Попробовал оттереть. Да это красное сладкое вино. Откуда оно?
Сбрил бороду под корень. Будто вышел из засады. Подбородка, оказывается, нет вообще. Куда только девался? Конечно, его и не было, всю жизнь прожил, не имея атрибута волевого характера. И ведь не замечал такого существенного недостатка. Понятно, отчего меня женщины не то чтобы не любили, но не принимали всерьез, начальники не сказать, чтобы ни в грош не ставили, но рублем не жаловали, а если женщина и начальник в одном лице, мое лицо превращалось в изнанку.
Под Новый 07 год казнили Хусейна. И вспомнился убиенный губернатор Цветков. Ведь сначала стреляли в Шапку, его заместителя. Шапка увернулся, а Цветков погиб. Как-то я это все не одобряю.
Теплынь
Гуси летят, а за ними яблоки, от яблони падают недалеко.
После зимы открылся в лужице узорчатый тротуар и почему-то напомнил Атлантиду, еще погруженную в первобытный океан. Только тысячелетние наслоения вдруг очистились мощными токами вешних вод, засияли на солнце.
Вся мировая история — это строительное дело. Построят за несколько столетий храм, разрушат в одночасье. То стройматериалов нет, то строители запьют. То начальники разворуют. Теперь покупают цемент, плитку, дерево — что раньше крали и продавали за бутылку. У меня до сих пор в кладовке ведро цемента, кот любит его нюхать, жмурит глаза.
Наискосок от атлантидового тротуара — дорожка голой земли с рыжими травинками, а вокруг снег, где-то по щиколотку. Подобно матросу, много недель плавающему по просторам морей, приветствую островок, на горизонте представший глазам, радостным криком «Земля!» А ведь не за горами ритуальное отключение горячей воды. Бабочка-пеструшка, желтенькая такая, обновляет сизую дымку воздуха. Бабочка-либочка, наглая улыбочка, сядь, покури! Прими стакашку, клевера и кашку закуси.
Летом будет здесь богатая трава, похожая на тимофеевку — зеленая, наливная, коту Тимофею захочется попробовать ее на зуб. Питание кота — дело щекотное. Не будут ли конфликтовать у него в желудочке вискас и китекет? Люблю поэта Катаева. И кота его.
Когда от зимы природа идет к весне и устанавливается температура 2–3 мороза, это тепло. Но вот уже май, солнце светит ярче и слегка пригревает спину, та рада стараться, нервно подрагивает и парит. Идешь прогретый, и обычный ветерок, ничуть не холоднее апрельского, похож на зуботычину. Завтра пойдет не снег, не дождь — гибрид. И тем гибридом буду брит.
Ах, лето! Тепло. Аромат земли и травы. Но и зимой тепло. Да гудение мухи. Она себя ведет, как куропатка, уводящая от гнезда глупую собаку. Притворяется немощной и задебанной жизнью. Вроде как возьми меня в свой гербарий. Давай лови меня, а я посмеюсь над тем, как это у тебя получится. На улице 12-го мая видишь муху в полете, а 13-го гуси сердце твое уносят на север.
Строит белые дома зима, а весна их безжалостно рушит. Возле шашлычной «Эльбрус» огромная гора почерневшего, с африканским отливом, снега — шутка бульдозериста.