Магадан — с купюрами и без

Острые языки, духовные потомки Салтыкова-Щедрина использовали сходство кошки с зайчиком для своих опусов. А на продуктовом рынке, было дело, продавали ободранные тушки кроликов с нетронутыми лапками, чтобы покупатель самолично убедился, животного какого вида покупает. Так что, пораскинув умом, можно было предполагать, что и шапка из Мурки — не есть плод больного воображения. В 90-е сумасшедшие годы газеты дали воображению обильную пищу: не раз пугали кошкоедами, собакоедами. Да нас разве испугаешь?

Это корейцы научили наших бичей в пору, когда цены стали кусаться, перейти на лающий корм. Особенно в поселках Колымской трассы. Тамошние морозы оставляли в живых самых термоустойчивых четвероногих, поэтому шкуры съеденных дружков попадали меховщикам, из них получались унты «я тебе дам», в которых ноги не мерзли и на полюсе холода, он, кстати, находится от Магадана в пределах шаговой досягаемости на автобусе. Справедливости ради стоит заметить — а ведь безотходное это производство — собаками питаться. Похоже на то, как нутрий используют — и внутрь, и наружно. Мех нутрии влагоустойчив, как и нерпичий, годится для наших снегодождей. Но многие съесть собаку могут лишь в переносном смысле, а в прямом — им собачья кость поперек горла становится.

Вот уж собачьи дохи из Китая наводнили Магадан. Китайских собачек роднил с греческими козочками мягкий климат при жизни.

Рыжая собачья шуба до сих пор живет у нас в доме, кот до самой смерти вел с ней морально-психологическую войну. Когда-то шуба нравилась и маленькому внуку: прятал в рукава, как в тоннели, свои машинки. Он у нас веселый мальчик. Теперь я сплю на китайской шубе и собственными боками познал, что она мало чем отличается от пуховиков, на которые у нас еще недавно был завышенный спрос, равно как и на американские куриные окорочка. Собственными боками испытал, что овчинный полушубок превосходит собачий по всем параметрам, в том числе по снотворному эффекту: на нем спекаешься в минуты. Пуховиковая интервенция подкосила фуфаечный бизнес, а нормальное бобриковое пальто теперь мне видится антуражем волшебной сказки, наравне с шинелью Гоголя.

В прошлом остался бум на ондатровые шапки, изделия из меха крота, я бы и не вспомнил о слепых от рождения диггерах, если бы не клочок газеты, которым заложил одну из читаных книг прораба перестройки. Как драгоценность хранится в нашем доме шубка из соболя, надеваемая два-три раза в год.

В 80-х мы освоили Среднюю Азию, у всех членов семьи появились шапки из степного волка. Или шакала. Пришлось штудировать «Жизнь животных» Брема, чтобы это понять. А хозяюшка, она у нас в семье самая предприимчивая, коммерческий вундеркинд, не сразу выдала секрет. В 90-х с ее подачи поучаствовали в наведении меховых мостов со Штатами. Головы в этом процессе мы не потеряли, а шапки переместились в другую часть света.

В год дефолта, уж так совпало, привез я, будто смеха ради, меховую фуражку из Питера — для молодого человека, не отягощенного замшелыми традициями. Сын носить шапку не стал, так что я ее восемь лет оттаскал сам. Мой парень вообще пристрастился ходить без головного убора, следуя учению снежного фаната Порфирия Иванова. У парня посеклись и проредились волосы, но потом вдруг укрепились, не то что жесткие, но вроде даже как зубатые стали. Ну, а европейского вида шапчонка с козырьком оказалась для меня кстати. Для магаданского климата удобная вещь, особенно когда из магазина в магазин передвигаешься короткими перебежками под порывами ветра с мелким снегом. Бывало, и под дождь попадал, но это же не чисто поле, всегда можно забежать под крышу, перевести дух. Если же всерьез начнет, марафонский дождь и снег пересидеть невозможно. Смирись и не ропщи.

Но все магаданские суровости — просто семечки в сравнении с морозами материковской части Колымы. Требуется и одежда, и обувь усиленного класса. В Синегорье нечего делать в питерском головном уборе без ушей. Тем более что кожа на козырьке, стриженая овчина, стала рваться кружевами. Время источило ее, возможно, моль помогла.

В это время любимая женщина разыскала скорняка, заказала шапку, или готовую купила. Она не всегда свои технологии раскрывает. Я уж грешным делом подумал, может, наряду с пресловутым золотом партии, где-то сохранились запасы обкомовского обмундирования…

Надел, гляжусь в зеркало — вылитый обкомовец. Те носили пыжиковые шапки, как полковники и генералы — папахи. Встретишь на улице человека с аккуратной, будто прилизанной головой — знаешь, птица большого полета, особенно если выходит из черного автомобиля «Волга» с красной бархатной отделкой салона.

Много лет назад я не вдавался в смысл веселой песенки «Чижик-пыжик, где ты был». Потом дошло: пыжик — не птица, а детеныш северного оленя. У взрослого олешки шкура хуже некуда: волос лезет и лезет, в глаза и нос забивается. А то и в суп, в кашу. Представляю, как бы обкомовец выковыривал волосню изо всех дырок. Жуть. А если товарищ не из обкома, а из ЦК? Что тогда?