Магазин потерянной любви

Как-то раз Джони пригласил Тайку сперва в «Шоколадницу» у Рижской, а затем и в эту «Шантимэль» поесть пирожных. Пирожные с виду красивые, но не вкусные, призналась Нефёдова, зато Джони подарил ей серебряное кольцо с надписью «NO» и свою картину под названием «Последний этаж». У Мити уже была ксерокопия этой работы, а теперь он узнал и о чём она. Картина была о стремлении всего живого преодолеть гравитацию.

На переднем плане чуть накренились верхние этажи дома на Котельнической набережной. В центре композиции слетал с подоконника старый селезень с размашистыми крыльями. «Джони знал этого селезня, — сказала Тайка, — он то и дело прикармливал его в Яузе неподалёку». Позади открывалось ночное небо с Луной и облаками. Но самое интригующее происходило в правой части холста, где был и вправду изображён последний этаж в разрезе, а также фрагмент перекрытия с пожарной лестницей. На лестнице, едва удерживаясь на ветру, раскачивалась Наташа Рёнэ. Она вглядывалась в бескрайнюю даль в надежде разглядеть там полярное сияние. «Рёнэ и в жизни выглядывала его, пока жила в Осло, — вставила Нефёдова, — и Джони использовал этот сюжет как метафору недостижимой цели».

В пустой квартире с чистыми стенами стояла Эмили в белоснежном платье и с биркой на запястье, словно экспонат в музее современного искусства. Она повернулась к нам в профиль, отвела руки за спину и как бы собиралась приподняться ёще чуть выше, но не могла. Зато у лифта постукивала ножкой Тайка Нефёдова. Она никуда не спешила, ни во что не вглядывалась и не приподнималась. Тайка преспокойно ожидала лифта, открыв разноцветный зонт и покачивая им из стороны в сторону. К потолку над нею были приклеены с десяток декоративных звёзд. Они светились фосфором, а Тайка укрывалась от них и всё теребила кнопку лифта. Было ясно, что она намеревалась спуститься вниз. На ней была короткая юбка, чулки в красно-белую полоску и блуза с надписью: «ПОСЛЕДНИЙ ЭТАЖ, Тайке Нефёдовой от Джони с любовью». Внизу стояла подпись и дата — 13.01.2012.

Как видим, в картине не было ни Хьюлет, ни Лизы Берковиц. Вероятно, уже тогда наш экстремист понимал, что эти двое — сами по себе. В своём роде абсолютное, однополое счастье, где привычная в традиционном социуме метафора не работает. Скорей всего, метафору можно было найти и там, но Джони или не находил её, или не хотел искать. Зато Хьюлет и Берковиц были в реальности, особенно Хьюлет. Митя поджидал её у «Шантимэли» на Гиляровского, и та как раз появилась. Мануилова спешила ему навстречу со стороны Трифоновской улицы. Она улыбалась, уставившись себе под ноги, словно смущалась его. И что смущаться, недоумевал Митя. Он как бы продавал её. Продавал себе, продавцам из магазина «Нотик», местным армянам из Гиляровской общины да и всему миру через Интернет. Это вам не тайский массаж из «Платформы» Мишеля Уэльбека. Здесь всё по-настоящему: одно дело купить проститутку на час, другое — утраченную любовь. И надо же — расплатиться жизнью, мелькнула мысль.

Судя по всему, начиная с этого момента к Мите и стали приходить более-менее реалистичные проекты. В дальнейшем он займётся их осуществлением и даже достигнет некоторого прогресса. С другой стороны — и он понимал это, — реализация потребует времени. Немало времени. Не год и не два — это уж точно.

Хьюлет обрадовалась цветам, взяла себе капучино и с ногами забралась в кресло. Совсем как Нефёдова, подумал Захаров, если Тайкины воспоминания и в самом деле правдивы. Сквозь открытую дверь в кафе залетал пух, проникали звуки улицы и её запахи. Обычные для июня запахи бензина, мокрой пыли и цветения лип. Хью без умолку болтала. Впрочем, ей было что рассказать. Берковиц прислала ей приглашение, и вся Катина жизнь теперь крутилась вокруг паспортного стола, Министерства иностранных дел и посольства США. Она собирала документы, деньги, учила язык и рассчитывалась с работой.

— Жаль, конечно, — сказала Хью, — в РАН меня окружали отзывчивые люди, и мне будет их не хватать.

Их и вправду будет не хватать ей. Институт Археологии РАН тем и славился, что создавал прекрасную человеческую атмосферу в своих лабораториях. Что же касается непосредственно работы — тут явно были проблемы: ограниченный научный рост, минимум практических исследований и ничтожная зарплата.

— Хотите новость? — спросила Хью.

— Хочу.

Митя и сам не знал, чего хотел. Он знал, чего НЕ ХОТЕЛ, и с точки зрения эволюции это значило существенно больше. Он не хотел умирать. Ему казалось, что он многого ещё не сделал. Что ему нужно время. Как можно более долгий интервал времени, чтобы понять — серьёзна ли жизнь или нет. Судя по всему, она несерьёзна, и это противоречило его давним представлениям.

— Джони прислал мне письмо, — воскликнула Хью. — Как раз после вашей поездки в Джерси, — Мануилова на секунду запнулась. — Там ещё красивая марка на конверте с королевой Викторией.

— И что он пишет?