Украинские бомбардировщики летали на работу каждый день по два раза, вечером – в тех же майках и тренировочных штанах – садились у порога своего домика, неподалеку от аэродрома, пить. Кажется, виски (им это горючее доставили вместе с бомбами). Делать все равно было больше нечего, идти некуда.
После пяти дней бомбардировок военная штаб-квартира «тигров» на восточном побережье превратилась в пепел вместе с большей частью ее обитателей. Война была выиграна. Правда, до полной победы она длилась еще около десяти лет. Но продвижение «тигров» на юг после этих бомбежек было остановлено навсегда. А потом началось совсем другое движение, правительственные войска начали медленно идти вдоль восточного побережья на север. Месяц за месяцем, год за годом, до финальных боев за Джафну начала 2009-го.
Никогда за всю историю современных войн их судьбу не решали два человека. Никогда два человека не приносили вот так, за неделю вылетов, победу над самой жуткой террористической организацией нашей эпохи.
Говорят, что перед вылетом они читали друг другу две строки ныне сгинувшего во мраке неизвестности наемника Сизожука:
Управляя самолетом, не забудьте пристегнуться И внимательно следите, как бы вам не навернуться.
Последнее слово в первоисточнике, опять же, было несколько другим. И сами они точно, как Сизожук, исчезли с горизонта. Никто даже не знает, как их звали.
– Вот так, – сказал мне Владимир Владимирович, бросая в рот соленый орешек. – Так что не зря я тебя отправил в это историческое место. Ты хоть теперь ясно представляешь себе, где и как это было.
– Не понял. Что, вот этот мини-аэродром…
– Тот самый, но дело не только в нем. И даже не… заметил его, наверное, не в длинном мосту, который был последней границей, – к северу от него засели уже тамилы, мост простреливался. Но это мелочи. Главное – сам отель. Гранитного обелиска там не будет. Наоборот, сингалы хотят, чтобы никакой памяти не осталось. Но мы-то знаем, что это было там. А потом превратилось в угли и пепел.
– Не понял. Ты поселил меня в бывшую штаб-квартиру «тигров»?
– А что, плох разве отель? Пять звезд. И недорого пока. Но там строили заново, поскольку наши украинские друзья разбомбили все подчистую. Оставалось убрать мусор и поставить домики. Вот так.
«А знал ли он заранее, – подумал я, – что там со мной произойдет, что я там увижу… Не знал, конечно, и не мог знать».
И наш разговор перешел уже совсем на технические проблемы. На глубоководную бухту Тринкомали (неподалеку от того самого пляжа), куда может зайти даже авианосец. На возможную американскую базу флота на Мальдивах, недалеко отсюда. И на китайские подлодки в Камбатоте: то есть их там сейчас нет, но в ту секунду, когда китайцы попросят, они получат разрешение. Потому что никогда Шри-Ланка не забудет того, кто оказался ей в эти военные и особенно послевоенные годы другом, а кто не очень.
Дело в том, что это только на Шри-Ланке сингалы – в большинстве, а тамилы в меньшинстве. А через пролив, там, где Индия, есть штат Тамилнаду, и там тамилов миллионов этак семьдесят, и не важно, кто взорвал Раджива Ганди, важны голоса на выборах. А еще тамилов триста тысяч в Канаде, сто пятьдесят тысяч в Австралии, сто тысяч в Англии.
И вот сейчас, под застенчивое молчание Индии, все эти страны требуют расследовать, не допустили ли правительственные войска чрезмерной жестокости против гражданских лиц на последней стадии войны. А то, что тамилы использовали женщин и детей как живой щит и живые бомбы, это никто не хочет расследовать. Как если бы в 1945-м начали выяснять – а не чрезмерны ли были артобстрелы Берлина?
И конечно, выиграют, как в наши дни это и бывает, китайцы.
А памятника украинским бомбардировщикам никто не поставит, потому что ООН не любит наемников. Может, и не было никаких украинских бомбардировщиков.
Но они были, я теперь это знаю. И не расскажу даже Владимиру, потому что он не совсем тот человек, которому можно такое рассказывать.
Итак, там, где пляж, раздался хриплый рев, превратившийся после быстрой настройки в музыку. И я понял, что спать мне – и, видимо, прочим обитателям отеля, горстке гражданских, – никто не даст как минимум часа три.
Какую музыку слушают победители в почти безнадежной поначалу и невероятно жестокой войне? Марши? А это где как. Сингалы (как, впрочем, и тамилы) – они все же индийцы. И представьте себе те самые индийские фильмы, где если в первых кадрах на стене висит ружье, то уже через десять минут оно поет и танцует.
Музыка победителей – это вот то самое. Томящийся желанием мужчина и кокетливая, стонущая от непреодолимой скромности женщина в сари, с золотым подвеском на лбу. Два неестественно громких, высоких, вибрирующих на пределе голоса среди смолкнувших джунглей, гул басов, бубны и барабаны.
И я встал и пошел на звуки Дня победы.