Спустя несколько минут дверь была весьма аккуратно снята с петель, и Славик увидел вскарабкавшуюся на бачок унитаза Матильду. Одной рукой она придерживала рюкзак с вещами не в себе, надетый для надежности спереди. Благообразный пожилой джентльмен молча прыгнул на нее, они сцепились в воздухе и покатились по полу прямо под ноги товарищу второжительнице. Варвара Спиридоновна, брезгливо приподняв длинную юбку, перешагнула через рычащий клубок. Девочка-подросток засучила рукава и с явным удовольствием присоединилась к драке. Юноша, потупив взгляд, оставался на месте.
— Шмидт! — тоном учительницы, вызывающей к доске двоечника, окликнула его Варвара Спиридоновна.
— Женских кадавров бить не полагается… — тихо ответил Шмидт и не шелохнулся.
У Славика кружилась голова, и он, опершись о стену, вяло требовал немедленно все это прекратить. Наконец Матильда оказалась распростерта на полу, с крепко прижатыми к обшарпанному паркету руками и ногами. Она вцепилась в ручку рюкзака зубами и тяжело дышала.
— Где твой Хозяин? — спросила товарищ второжительница.
Матильда молчала. Варвара Спиридоновна неторопливо опустилась на колени и, нащупав под спутанными волосами мочку ее левого уха, с силой вдавила в нее острый, пожелтевший от табака ноготь. Матильда зашипела, потом еле слышно заскулила сквозь стиснутые зубы.
— Где твой Хозяин? Что ты с ним сделала?
— Ничего! — Матильда наконец выплюнула ручку рюкзака, и его тут же забрала девочка-подросток. — Он отпустил меня! Распечатал склянку! Я свободная!
— Свободной ты, милочка, станешь тогда, когда прекратишь эксплоатировать человеческую плоть, — Варвара Спиридоновна, не отпуская ухо, повернулась к Славику: — Это одна из немногих точек, где они хорошо ощущают боль. Еще древние китайцы открыли. Слыхал про акупунктуру, братец?
— Оставьте ее, — морщась от сочувствия, попросил Славик. — Она правду говорит. Матильда хорошая. Она… она мой друг.
Троица захихикала, пенсне Варвары Спиридоновны насмешливо блеснуло.
— Ты представления не имеешь, что она такое на самом деле.
— Имею, и очень даже! Она гахэ, и эти ваши тоже… — Славик махнул рукой в сторону троицы. — Я все знаю, я видел, как она светится…
Все замолчали и уставились на Славика, стихло даже свистящее дыхание поверженной Матильды.
Потом Варвара Спиридоновна встала, положила руку на плечо шарахнувшемуся от нее Славику и вдруг принялась вертеть его в разные стороны, похлопывать и трепать по щекам, как это обычно делают родственники из дальних городов, впервые за несколько лет видящие племянника или внука.
— Ну разумеется, — приговаривала Варвара Спиридоновна, задирая Славиков небритый подбородок, чтобы придирчиво рассмотреть горло. — Живой. Совершенно живой юноша, просто чуток обгоревший. И с чего я взяла, что ты ее Хозяин? Да, братец? Ты ведь у нас живой, из первожителей?
— Вроде да. — У Славика от всех этих вращений и встряхиваний опять закружилась голова.
— Ох, грехи наши тяжкие, — вздохнула Варвара Спиридоновна, как будто совсем не обрадованная тем, что Славик живой. — Пойдем-ка, братец, потолкуем.
Увлекая Славика в пропыленные глубины коридора, она кивнула через плечо ожидающей троице:
— Займитесь коллегой да сообразите нам закусок. И чаю…
— …с вашим лекарством! — звонко закончила девушка с розовыми волосами, все еще сидевшая на ногах извивающейся Матильды.
— Верно, милочка. С коньяком.
***
Имена троицы несведущему человеку могли бы показаться анекдотическими кличками, придуманными в несколько старомодном вкусе. Прыщавую и еще по-детски пухловатую девочку с розовыми волосами, ближе к пробору обнаруживавшими природную пепельность, звали Вéсна, и она настаивала именно на таком ударении. Она ушла соображать закуски для товарища второжительницы. Болезненно тощий, почти двухметровый, конфузливый до слез юноша Шмидт за глаза звал ее по-домашнему Веснушкой. Самого его так и звали — Шмидт, без уточнения, имя это, фамилия или прозвище. Благообразный пожилой джентльмен то и дело называл его вдобавок юнкером, и по насмешливым огонькам в его аристократически голубых глазах было очевидно, что он так дразнится. Сам джентльмен протянул Матильде руку с обгрызенными до мяса ногтями и, грассируя, церемонно отчеканил:
— Андрюша.
Впрочем, уж Матильде-то было прекрасно известно, как затейливо тасуют скучные человеческие имена плененные монады, когда дело доходит до выбора. Как-то, еще в Париже, ей встречался мелкий и пугливый фамильяр-посыльный по имени Навуходоносор, который то ли действительно забыл, почему взял себе это имя, то ли стеснялся сказать.