Магазин шаговой недоступности

Кёнман про себя называл магазин мельницей, потому что, как говорится, ни один воробей не пролетит мимо мельницы. Воробьем в этом случае был он сам. В его детстве пользовалась популярностью песня «День воробья». Сон Чхансик своей музыкой и мелодичным тембром утешал слушателя, сравнивая трудовые будни обычного человека с жизнью воробья: «Какое ясное утро! Как и всегда, сегодня я тоже полечу за холм и соберу зерна…»

В новой, освобожденной стране, будучи еще ребенком и учась в начальной школе, тогда именуемой народной, Кёнман любил напевать эту песню. Знания давались ему не сразу, и он с трудом переходил из класса в класс, так что уже тогда жизнь казалась ему чередой тяжелых дней.

Сейчас стали говорить, что пить алкоголь в одиночестве в каком-то смысле даже романтично. Для Кёнмана эта романтика заключалась в том, чтобы по дороге домой после работы выпить небольшую бутылку сочжу на веранде магазина. Романтика довольно дрянная, зато некому посмотреть на тебя искоса.

Он уже и сам не помнил, когда столик возле магазина успел стать его пристанищем. А едва начинало холодать, Кёнман заходил внутрь и съедал тарелку рамёна, но, как происходит всегда во время ночных перекусов, остановиться он не мог и обязательно брал треугольный кимпап и кимчи. Довершала роскошный ужин бутылка сочжу. С тех пор как Кёнман начал сюда приходить, он и стал напоминать себе воробья, который не мог пролететь мимо мельницы, и каждый день около полуночи согревался алкоголем и закусками на пять тысяч вон. Так же, как горячая еда охлаждает в жару, холодное сочжу согревало в морозный день, а огромный выбор лапши и кимпапов не давал заскучать, позволяя каждый день создавать новые вариации ужина.

Сегодня у него вечер трех «р», его любимое сочетание, которым он наслаждался уже несколько месяцев. Рамён с кунжутом, роллы с тунцом и, наконец, сочжу «Роса» – самый подходящий вариант для бедняка и отличное завершение дня.

В этот вечер за кассой стоял незнакомый ему мужчина, тяжеловесный и с холодным взглядом, совсем не похожий на прошлого продавца, Анпанмана[19]. Кёнман нерешительно выложил перед ним свой стандартный набор, а тот неторопливо отсканировал штрих-коды.

– С вас пять тысяч… двести.

Низкий голос прозвучал недружелюбно и тяжело. Кёнман расплатился, взял возле кассы приборы, сел за столик на улице и достал из сумки бумажный стаканчик для сочжу, который всегда носил с собой. Осталось только приготовить лапшу. Открыв крышку, он украдкой посмотрел внутрь магазина – и, увы, встретился глазами с тем мужчиной. Кёнман тут же отвернулся и высыпал приправы в лапшу.

Когда он снова зашел внутрь за кипятком, ему вдруг вспомнился Анпанман. Кёнман прозвал его именем этого героя аниме, потому что продавец был лысый, круглолицый и выглядел так, будто решил по собственному желанию уволиться с постоянного места и стал подрабатывать в ночные смены. Анпанман всегда был с ним любезен, сразу выдавал приборы к лапше и желал приятного аппетита. Еще и бесплатно угощал его сэндвичами с только что истекшим сроком годности. Их, словно фронтовых товарищей, сближали одни и те же тяготы жизни.

Какой странный мужчина пришел ему на смену… Пока лапша заваривалась, Кёнман задумался. Это пренебрежение и то ли сонный, то ли высокомерный вид, с каким он наблюдал за выпивающим Кёнманом… Точь-в-точь как начальник, который превращает его будни в ад. Все ясно! Этот мужчина уволил Анпанмана, потому что продажи шли плохо. Затем попытался найти кого-то в округе на его место, пусть даже пожилую бабульку, но не смог и стал работать сам. А может, Анпанман просто уже отработал год и его рассчитали. В компании Кёнмана так поступают с внештатными сотрудниками спустя одиннадцать месяцев.

Когда похожий на медведя мужчина вдруг напомнил ему начальника, Кёнман понял, что алкоголь слишком разгорячил его сознание. Проглотив острую лапшу с семенами кунжута, он снова налил себе рюмку.

Все-таки со времен основания Кореи Тангуном экономика недостаточно усовершенствовалась, и работа в корпорации порядком изнуряла. Генеральный директор объявил, что из-за финансовых трудностей премии к Чхусоку[20] не будет, а вскоре приобрел новую машину – дорогую, западного производства, завидя которую на дороге сразу хочется посторониться. Зарплату Кёнману начальник не повышал уже четыре года и даже не собирался обсуждать этот вопрос, обсуждали ее только младшие сотрудники, и лишь за его спиной. А если бы он уволился, хотя обстоятельства ему этого не позволяли, начальству не было бы ровным счетом никакого дела, так что генеральный директор казался ему настоящим владыкой ада.