Магазинчик бесценных вещей

– Правила предусматривают такого рода обстоятельства, – объясняет нотариус, совершенно не удивившись, будто такие совпадения в порядке вещей. – Нужно будет подать предложения заново.

Присцилла печально кивает, подтверждая его слова.

– Можно будет – точнее сказать.

Я говорю это, потому что мы этого не можем. Мы уже и так предложили все, что у нас есть. Даже если мы отдадим последние деньги, наша сумма увеличится буквально на пару евро.

– На размышление участникам дается пятнадцать минут, – заключает нотариус, кладя обе руки на стол, чтобы подняться. Вместе с отцом Беатриче он выходит из зала.

Табачник тоже встает. Он с шумом толкает стул назад, звонит кому-то и уходит. В зале остаемся только мы.

К нам подходит Беатриче.

– Если подумать, такие истории почти никогда не кончаются хорошо.

Аделаида плачет. Я хочу ее обнять, но получается только положить поверх ее руки свою и пожалеть ее. Так я, по сути, жалею и себя. Нельзя сказать, что мы не пытались и все такое, но от чувства поражения, несправедливости и унижения никуда не деться.

О мы, наивные! Мы, не умеющие проявлять наглость! Как же мало этот мир может нам дать. Как мало целей мы можем достичь. Как мало внимания, доброты и заботы получаем мы взамен на наши усилия. И как много битв мы заведомо проигрываем, не имея союзников.

– Я по-настоящему поверила в нашу мечту, а теперь у меня нет даже работы, – в отчаянии сетует Аделаида, вперив глаза в пол.

– Я сказала, «почти никогда»… – продолжает Беатриче, загадочно улыбаясь и подмигивая нам.

Я окидываю взглядом своих подруг, собравшихся в этом тусклом, безликом зале агентства недвижимости.

– Ты что-то задумала? – спрашивает Аделаида у Беатриче.

– Есть пара мыслишек, – отвечает она, подсаживаясь к нам. – Первая: наш приятель, возможно, не сумеет подать новое предложение, судя по его нервной реакции. Вторая: приготовьтесь… – Она секунду держит нас в напряжении, а затем объявляет: – Сколько-то денег могу добавить вам я.

Мы смотрим на нее такими глазами, что она спешит объясниться:

– Я ухожу из агентства своего отца, потому что это именно что агентство моего отца. Я хочу и дальше его любить и поэтому не могу продолжать с ним работать.

Я поражаюсь тому, как просто она сформулировала такую неочевидную истину.

– Ну и вы обратили меня в свою веру, – продолжает она. – Я хочу выкупать старые магазины и бороться за то, чтобы сохранить им жизнь. Впрочем, я всегда любила препятствия. А если они окажутся непреодолимыми, то у меня хотя бы будет оправдание.

Она позволяет себе засмеяться и впервые за все время, что мы с ней знакомы, устремляет на нас ищущий взгляд. Может быть, она ищет одобрения, может, поддержки, а может…

– Забыла упомянуть, – продолжает она. – Мы будем делать это все вместе, если вы согласны. Что скажете?

Я хочу понять реакцию Аделаиды и Присциллы, но в то же время боюсь поставить Беатриче в неловкое положение, заставив ее почувствовать себя отверженной. Подозреваю, что в глубине души это то, чего она боится сильнее всего, – оказаться не к месту. Кто поймет ее лучше меня? Она повела себя не в своем стиле, чересчур отчаянно для себя, и этим застала нас врасплох. Никто не решается что-либо ей ответить, и я не понимаю, почему я все еще не кричу: «Да-а-а!»

– Вместе верить в мечту – это прекрасно, – вставляет Эудженио, выглядывая из-за моей спины.

А затем поворачивается к своей матери и смотрит на нее так многозначительно и нежно, что превосходит в этом даже нашу подругу.

47

Что объединяет все семена вне зависимости от вида? То, что они содержат в себе все самое необходимое. С самого начала. На вид они могут показаться совершенно невесомыми, но нет сомнения, что в сердце каждого из них собрано все, что может пригодиться в будущем.

Люди – как семена. Внутри каждого из нас уже кроется все, что пригодится в нужный момент. Наша судьба уже отпечатана в нашем сердце. И неважно, сколько времени потребуется этому семени, – рано или поздно оно обязательно прорастет. «Вот настоящая причина взять семена в Ноев ковчег», – думаю я сейчас. Не для того, чтобы они помогли мне не умереть с голоду, а для того, чтобы взять с собой возможность удивляться в грядущем новом мире.

Беатриче хватило пары недель и кучки женщин, готовых на все. Ее слова дарят мне ощущение значительности и одновременно с этим такую легкость, что кажется, будто я вот-вот взлечу и воздух будет служить мне надежной опорой. Еще недавно я бы ни за что не поверила, что когда-нибудь испытаю что-то подобное.

Но, увы, мои мечтания с приходом табачника жестоко обрываются. Он вваливается в зал и, трясясь от злости, подписывает новое предложение. Смутная надежда на то, что мы остались единственными участниками торгов, развеивается как дым.

Теперь наша очередь. Мы подходим к столу, чтобы подать свое второе предложение.

– Волейбольная команда, – шутит нотариус.

Присцилла теряет терпение.

– Команда, которая собирается постоять за себя, раз уж на то пошло.

Спасибо, Присцилла. Табачник кидает на нас злобный взгляд, а я про себя улыбаюсь.