Магазинчик на улице Грёз

— “...ответчик имеет право защищать себя самостоятельно”, — цитирую я по памяти, потрясая “уложением”. — Вам зачитать полный текст? Стыдно не знать законов, это же ваша работа.

Обвинитель багровеет от возмущения. Отлично, теперь у него еще и личная причина выбить для меня максимально жесткий приговор.

Я просто само обаяние, не так ли?

Но судья опускает деревянный молоток на стол.

— Принимается.

Секретарь нехотя берет прошение. Теперь у меня тоже есть право протестовать. Обрывать обвинение при слишком явных инсинуациях, подавать прошения и апелляции. И я им воспользуюсь, можете не сомневаться!

Вот прямо сейчас и воспользуюсь.

— Протестую! Личность обвиняемой не имеет отношения к делу, — прерываю я обличительную речь о моих гнусных моральных качествах. — А работницы веселых домов тоже платят налоги и не должны подвергаться преследованию из-за своей деятельности.

У обвинителя отвисает челюсть. По залу пробегают смешки, которые перерастают в хохот. Ну да, я и не ждала, что концепция равных прав для “ночных феечек” встретит тут понимание. Проституция в Эндалии легализована и пользуется немалым спросом, но презирается всеми, от преступников и нищих до знати.

Судья издает смешок.

— Отклоняется. Продолжайте.

Приходится слушать какая я плохая-нехорошая. По национальности обвинитель тоже проходится. И по пристрастию к хашиме.

Краткий смысл речи сводится к: “Понаехали тут всякие. Работать не хотят, только ноги раздвигать. Сбивают наших мужчин с пути истинного, грабят-воруют, принимают наркотики и никакой управы на них нет. Где же наши духовные скрепы, когда же мы дадим отпор этой жадной саранче?”

Толпа встречает речь одобрительным гулом, а в конце разражается восторженными аплодисментами. Журналисты в первом ряду оживленно строчат. На запах скандала подтягиваются новые слушатели, в зале уже битком.

Даже если выберусь из передряги, мне не жить в этом городе.

Судья зевает. Его все достало, а впереди еще дело поджигателя.

— Быстрее, — поторапливает он обвинителя. — К сути.

Тот переходит к сути. Нападение. Причинение тяжких телесных уважаемому члену магистрата. Похищение денег в особо крупном размере.

При озвучивании похищенной суммы зал возмущенно гудит, а у меня в животе скручивается ледяной комок. Даже если перевести монетки из связки в либры и приплюсовать к купюрам из портмоне получится как минимум вдвое меньше.

С возмущением смотрю на Бурджаса, тот в ответ посылает мне торжествующую ухмылку.

С-с-скотина!

О моем нападении на охранника прокурор тоже не забывает упомянуть.

— Протестую! Это был неконтролируемый выброс магии, вызванный спонтанной инициацией в ответ на попытку изнасилования!

— Надо же: шлюха утверждает, что на ее честь покусились, — издевательски тянет прокурор. — Какая утрата!

До крови прокусываю губу, чтобы не дать ярости затмить разум.

— Вы утверждаете, что работниц веселого дома можно безнаказанно насиловать? Закон считает иначе.

Зал взрывается криками. На мою беду — в основном презрительными и гневными. Мужчины и женщины, богатые и бедные единодушны — проститутка не человек и защиты от произвола ей не полагается.

— Неважно кто я, чем занимаюсь и в чем обвиняюсь! Закон защищает всех граждан.

— А было ли изнасилование? — откровенно кривляясь спрашивает обвинитель. Он обращается не ко мне, и даже не к суду — к толпе. И та поддерживает его одобрительным гулом.

Скрещиваю руки на груди.

— Не было, потому что у меня проснулась магия. Но по факту жестокого обращения охраны и применения пыток заведено дело.

Снова крики из зала, но какие-то беспорядочные. Упоминание о пытках немного остудило энтузиазм.

— И что за пытки… — начинает было обвинитель, но его прерывает стук молотка.

— Это не имеет отношения к делу. Протест принимается. Продолжайте.

— С учетом всех изложенных обстоятельств требую пожизненной каторги, — завершает свою речь обвинитель. — Мы должны показать пришлым, что это наша земля, и мы не потерпим нарушения закона! Они сильны, озлоблены, не скованы нормами морали. Они наводнили наш город подобно саранче и уже чувствуют себя здесь хозяевами. Мы — добры и милосердны, но всему есть предел. Это. Наша. Земля.

Бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овации. Люди встают, не переставая хлопать, слышны одобрительные крики. Судья снова колотит молотком по столу, призывая к тишине, и переводит взгляд на скамью подсудимых.

Мой выход.

 

Глава 9. О равнодушии

— Дамы и господа, уважаемые граждане вольного города Арс. Я хочу поговорить с вами о преступлениях особого рода. Преступлении, за которое не прописано ответственности в “уложении”, за которое не спросит никто. Только самый строгий судья — собственная совесть. Я хочу поговорить о равнодушии.

Зал отзывается недовольным ропотом, и я замолкаю. Делаю паузу, обвожу взглядом зрителей.

Шансов почти нет. Факты, общественное мнение — все против меня. Но я заставлю их усомниться хоть на мгновение. Задуматься, поколебаться. Доставлю столько проблем, сколько будет в моих силах.