Взгляд мечется по толпе в поисках поддержки, но натыкается лишь на довольные и злорадные лица. Зал не на моей стороне. Суд вынес справедливое решение, шлюха получила по заслугам. А неудобную речь о равнодушии можно забыть — кто же прислушивается к словам уличной девки.
Среди довольных и злорадных лиц натыкаюсь на сосредоточенное и мрачное.
Нет, лорд-чистоплюй совсем не рад приговору.
— Господин Фицбрук! Милорд!
Он подается вперед, явно собираясь вмешаться, но в этот миг в первом ряду поднимается фигура, завернутая в серый балахон. Звучный баритон перекрывает все звуки в зале.
— Ваша честь, Орден Искупления желает выкупить преступницу. Завтра летнее венчание. Ордену и городу нужна невеста!
Гул голосов смолкает стремительно, на зал обрушивается гробовая тишина. Толпа раздается в стороны, образуя вокруг мужика в балахоне (монах? священник?) пустой круг.
Судья странно пучит глаза и начинает кашлять.
— Но… как же. У вас должна быть жрица… — бормочет он.
Определенно суровый и важный его честь побаивается мужика в балахоне.
— Младшая жрица Ифигения вчера погибла, — скорбно отвечает обалахоненный мужик, и я понимаю на кого он похож. Сенатор Палпатин в молодости. — Нелепая и трагичная случайность, которая оставила всех нас совершенно беззащитными.
Толпа откликается на эту новость дружным: “Ах-х-х…”. Теперь зрители пялятся на меня с болезненной жадностью. Все, кроме Фицбрука. С его лица не сходит выражение недоумения. Того недоумения, что сама сейчас ощущаю.
Кажется, в этом зале только мы с лордом и не в курсе подоплеки происходящего.
— Но… — судья кашляет, вытирает лысину несвежим платком. — Невестой может стать только знатная горожанка, а подсудимая даже не гражданка Эндалии.
— Я готов удочерить ее, ваша честь.
Что?!
— Требуется только согласие самой девушки, — безмятежно продолжает Палпатин.
— Да, это выход — соглашается судья. — Даяна Кови, ты согласна?
Весь зал оборачивается ко мне. Я стою, чувствуя себя на редкость по-идиотски. Что ответить? О чем они вообще?
— Согласна на что?
Судья недовольно морщится, но снисходит до пояснений:
— Орден выкупит тебя с каторги. Выплатит долги и даст гражданство.
Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Что я должна сделать взамен?
— Ты примешь посвящение и станешь невестой.
— Чьей невестой?
— Хватит, — раздраженно вмешивается Палпатин. — Мы теряем время. Ты согласна или нет?
— Как я могу согласиться непонятно на что? Можно хотя бы немного узнать про будущего супруга?
Из-под опущенного капюшона вырывается рык.
— Не будет никакого супруга, глупая девчонка. Невеста моря — символическая роль на ежегодном празднике. Это великая честь. Ты согласна или нет?
Ага, “честь”. Пусть другим вешает лапшу на уши. Что-то не вижу тут толпы девиц, мечтающих походить в невестах.
— Нет, пока не узнаю все детали. В чем подвох?
— Ваша честь, — подает голос Бурджас. — Очевидно, что девушка против. Пусть Орден объявит отбор, и выберет невесту среди горожанок, как всегда. А я займусь перевоспитанием преступницы…
Зал обрушивает на него волну народного гнева. Звучат крики “Позор”, улюлюканье и едкие злые слова:
— Зажравшийся мерзавец…
— Конечно, своих дочерей у него нет! На чужих плевать…
— А стерва-то не промах. Сразу сообразила, что лучше перед хозяином ноги раздвигать…
— Итак, Даяна Кови, ты отказываешься принять гражданство Эндалии и связать себя родственными узами с магистром Пилором? — торжественно вопрошает судья.
— Нет! Просто хочу понять, что меня ждет!
— Да или нет?! — напирает судья. — Ну же!
Ухмылка на круглой роже Бурджаса становится шире. Стискиваю кулаки. Что может быть хуже, чем оказаться в полной власти подобного мерзавца?
Будь, что будет.
— Да! Я согласна!
Чувствую, что еще пожалею об этом.
Глава 10. Вкус бесплатного сыра
Вот знала же, что пожалею.
Местечко для “венчания” выглядит даже романтично - скалистый островок в полумиле от берега - достаточно просторный, чтобы можно было устроить прием на полсотни гостей. В моем родном мире влюбленные парочки платили бы немалые деньги за подобную свадьбу в море.
Но на моей “свадьбе” не будет гостей и убранной цветами арки.
Лодка тыкается носом в камни, названный “папочка” сходит на берег и протягивает руку.
- Время, дитя.
Я с тоской кошусь на воду, и он, перехватив этот взгляд, хмурится:
- Без глупостей.
Сопротивляться нет смысла - в лодке еще два монаха (или как их там называть, этих обалахоненых). Встаю, позвякивая цепями. Массивные кандалы на тонких девичьих запястьях и лодыжках кажутся театральной бутафорией. Но весят, как настоящие.
Кандалы - тоже традиция. Как и белое платюшко, больше похожее на греческий хитон.
Выбираюсь на берег, навстречу рассвету. Час ранний, солнце еще не поднялось, полыхает где-то за горизонтом, окрашивая облака сиренью и пурпуром. День будет погожий и ясный.
Палпатин берет меня за руку.
- Идем. Тут недалеко.
- Какое облегчение, - ядовито бубню себе под нос. - Не хотелось бы умирать уставшей.
Он вздыхает.
- Поверь, дитя, никому из нас это не доставляет удовольствия. Но твоя жертва не будет напрасной, она спасет тысячи горожан.