Магазинчик на улице Грёз

- Тех горожан, которые радовались, когда меня отправили на каторгу? - огрызаюсь больше по инерции. Ненависти к жителям Арса у меня нет. Зевак на заседании можно понять, факты были слишком не в мою пользу. Остается удивляться, что мне вообще дали рассказать про рабство. 

Зато согласие стать невестой народ встретил бурными овациями, криками: “Слава!”. Бурджасу достался свист и презрительное улюлюканье. 

Увы, насладится всенародным чествованием я не успела - будущий “папаша” утащил в кабинет для подписания бумаг об удочерении и принятии гражданства. 

Бумаги, кстати, были подготовлены заранее, что наводило на определенные мысли. Я прочла их дважды и не нашла к чему придраться. Там даже про обязанность стать “невестой моря” не упоминалось. Но когда снова попробовала выяснить подробности будущего замужества, магистр оборвал все вопросы грубым:

- Подписывай!

Я вспомнила гнусную рожу Бурджаса, мадам Глэдис, работу в “фее”… И подмахнула.

Мгновением позже в кабинет с гневным криком: “Что значит - в жертву?!” ворвался Рой Фицбрук. При виде меня, зависшей с пером над бумагами, его глаза расширились.

- Даяна не подписывай!  

- Поздно, - довольно ухмыльнулся Палпатин. - Позвольте представить вам мою названную дочь - Даяну Эгмонт. 

Судья с размаху опустил печать на бумагу, и оттиск вспыхнул синим, утверждая наше родство силой магии. 

- Да вы все совсем с ума посходили?! - заорал Фицбрук, окончательно теряя свою аристократическую снисходительность. - Скормить живого человека дракону?! За всего лишь кражу?! Какого демона?!

Вот так я и узнала подробности о своем “женихе”. 

Как ни пытался лорд протестовать, его заступничество уже ничего не решало. Под конвоем названного “папочки” и еще тройки мужиков в балахонах меня увезли в резиденцию ордена, где я за оставшиеся часы успела пройти все положенные стадии горевания. Четко, как по учебнику. 

Сначала было неверие. Потом гнев, когда я бушевала, швырялась вещами о стену и наотрез отказывалась повторять слова, необходимые для принятия жреческого посвящения. 

- Ты уже согласилась, пути назад нет, - втирал Палпатин, и с лица его не сходила понимающее выражение, за которое его просто хотелось прибить на месте. 

- Хрена-с-два! На такое я не подписывалась, папаша! Требую отпустить меня, раз уж я свободная горожанка! 

- Город вправе назначить невестой любую гражданку, не спрашивая ее согласия. 

Когда выяснилось, что ужином для дракона я стану в любом случае, и жречество - просто дань традиции, пришло время торгов. 

- Давайте я подпишу обязательство трудиться в ордене двадцать лет! Тридцать лет! 

- О, дитя, - скорбно вздыхал Палпатин в ответ. - Поверь, я понимаю твои чувства, но городу и морю нужна невеста. 

Я даже рискнула намекнуть на свое попаданство.

- От живой меня куда больше пользы. Дракона не берет магия, но я могу создать разрушительное оружие, которое будет смертоносным, но не потребует и крупицы магической силы.

- С ним уже пытались справиться с помощью баллист, дитя.

- Баллисты, ха! Это позапрошлый век! Пожалуйста, мне нужна всего лишь селитра, уголь и сера… Вы войдете в историю, как Пилор-драконоборец, прославитесь в веках!

Но слушать про порох и пушки никто не захотел. Какие особые знания могут быть у шлюхи? 

Уже под утро пришла депрессия. Я сидела в карете, смотрела на мелькающий за окном город - еще темный и пустой. В душе было так же темно и пусто. К чему дергаться, суетиться, пытаться что-то изменить? Все бесполезно. 

И вдруг, когда села в лодку, осознала, что не так уж все ужасно. Как говорится, даже если вас съели, у вас все еще остается два выхода. 

А меня пока не съели.

Рой Фицбрук

Больше всего Рой Фицбрук ненавидел чувствовать себя мерзавцем. 

На беду господина старшего инквизитора именно это чувство сейчас владело его душой. И уходить явно не собиралось. 

Можно хоть сто раз повторять: “Я не знал” или “Кто вообще мог подумать, что речь идет о драконе?!”, сути это не изменит. Слова подсудимой о равнодушии звучали в ушах. 

Даяна Кови была шлюхой, наркоманкой и воровкой. Он не верил ей, но сочувствовал. И даже взял под покровительство, пообещав начальнику тюрьмы при малейшей жалобе от девушки полную инспекцию с проверкой всей документации за пять лет. 

И (чего лгать самому себе) думал и беспокоился о преступнице гораздо больше, чем должен. Не зря мессир предупреждал об опасности слишком личных разговоров с подследственными. Забота создает узы, накладывает обязательства. Мы в ответе за тех, о ком позаботились. 

Да, Рой оценил достоинство и самообладание, с которым девушка держалась на суде. Как упорно сражалась в неравном бою, умело ораторствовала перед толпой. С каким мужеством - без истерик и слез - встретила неоправданно суровый приговор. 

Это внушало… уважение. 

Как инквизитор, он не имел права брать слуг-каторжников. К тому же сам Рой терпеть не мог подобную форму узаконенного рабства. А десять лет - слишком огромный, просто гигантский срок.