Внутри оказалось темно и синевато; на десятки метров вверх и вбок от входа шли шкафы со снежными шарами (на самом деле, стеклянные, чего упорно никто не замечает) — они излучали слабое сияние и позвенькивали. От конторки с кассой тянулась длиннющая очередь: тут вам и Крампет — круглый, улыбающийся и весь из пористого, смазанного маслом и пышущего жаром (будто едва-едва из печки) теста; и пузатый Корнуэльский пирог с пастернаком, картофелем и брюквой. Были яйца Бенедикт — чинные и торжественные: верхом на обжаренных до хруста тостиках, с веерами тончайшей ветчины и шляпочками из трюфелей. И как всегда лип к благородному сообществу Голландский соус (истинный француз, как и знакомый нам уже Камберленд, но умело свое происхождение скрывающий).
Впрочем, не успел Питер подивиться интерьеру, как следом ворвался мистер Шнапс: выставил указательный палец и зарядил любимое:
— Пошто укдал Семицветика, пдоходимец?
— Какой конфуз, мон шери! — зашептала своему кавалеру Экклская слойка, напудренная и с мушками из смородины. Спутник — сладковато-пряный цилиндрик Швейцарского сыра — выпучил круглые глазки и пробухтел:
— Это совершенно фосмутительно!
— Добро пожаловать, — от голоса Корнелиуса, седоперого и благообразного пингвина в островерхой шляпе, у мальчика пошли мурашки. — Шнапс, Питер и… кактус? — Шмигель-Пигель спустил очки на кончик носа и пригляделся к Колючке, — определенно, кактус.
«Откуда он знает мое имя?»
— Господа, чем могу быть полезен?
— А-а-пчхы? — мистер Шнапс потряс карамельной тросточкой. — Па-а-а-а-пчхы! Да как ты объяснишь вот это, — протянул он перо. — Найдено на месте пдеступления!
— Какое ужасное пофедение! — снова заворчал швейцарец.
— В самом деле? — хозяин осмотрел улику. — Господа, вынужден разочаровать, но это не мое перо. Боюсь, даже не перо пингвина.
Питеру показалось, что у маленького констебля сейчас пойдет дым из ушей, — такое у мистера Шнапса было выражение личика.
— Ппдххвм!!! — издал он нечленораздельный вопль и натянул цилиндр по самый подбородок.
— Я могу быть еще чем-то полезен? — Корнелиус посмотрел на очередь. — Клиенты ждут.
— Та! — встрял опять Швейцарский сыр. — Фам слетофало бы прояфить уфашение.
Пряничный человечек по-прежнему пыхтел и бурчал, а Колючка пытался разглядеть собственные ушки, посему Питер решил воспользоваться ситуацией:
«Что это за место?» — написал он на блокнотике и даже прищурился, и расправил костистые плечи, дабы лучше соответствовать виду детектива (хотя вопрос, как легко догадаться, был продиктован чистейшим и беззастенчивым любопытством).
— Магазин разрушенных надежд, как ты, Питер, и прочитал на вывеске, — чуть улыбнулся старый пингвин и, предупредив новый вопрос, объяснил. — Я собираю мечты. Освобождаю от них людей, потерявших веру, и продаю тем, кто не научился грезить о несбыточном. Или, хотя бы, сможет все сделать правильно. Один шиллинг — и мечта твоя. Вот, смотри, — подозвал он мальчика и указал на один из снежных шаров. Колючка припрыгал следом, но почесав ножкой ухо, отправился обратно и стал разглядывать перо-улику (при этом смешно принюхивался). — Желание Дианы Гилпин из Ланкастера: купить 242 пары отменных шерстяных подштанников выпуска 57 года от ткацкой фабрики Спелсса и Шелдона. К несчастью, предприятие разорилось, и грезы Дианы растаяли как дым, — внутри игрушки все было наоборот: счастливая пожилая женщина развешивала бесчисленные подштанники на бельевой веревке. — Вот, — кивнул Корнелиус на соседний шар, — мечта Грегори Уайтхеда: стать приходским священником. Поверь, быть адвокатом у него выходит гораздо лучше, — тут молодой человек читал проповедь перед кафедрой. Лица прихожан, да и самого викария, казались до умиления одухотворенными. — А вот Энтони Хармс, лелеявший надежду изобрести умный унитаз. Сейчас он…
«Вы чудовище! Вы отнимаете у людей самое главное!» — зло чёркая бумагу, написал мальчик.
Корнелиус застыл — он, очевидно, не ждал такой реакции — и медленно поправил очки:
— Вы странные существа, люди. Любое чудо отвергаете, если оно нарушает привычный порядок вещей, но в душе тянетесь, как дети, ко всему необычному. Хотя, — горько усмехнулся пингвин, — в сущности, вы и есть дети. Только у каждого свои игрушки.
«Но мечты — не игрушки!» — Питер и сам бы не сказал, почему его так задели слова пингвина, однако не мог остановиться.
— Не игрушки. Но я помогаю людям. Забираю все, что тяготило бы и отравляло их души и отдаю нуждающимся. Ты здесь есть, кстати. Хочешь посмотреть?
Мальчик в ужасе отступил и замотал головой. И тут же возникла свербящая мысль: отныне всегда будет чего-то не хватать. Некой мечты, которую и вспомнить даже не получится, но его, Питера, родной!
«Как вы могли?»
— Позже ты поймешь. Всему свое время.
Мальчик все мотал ошарашено головой; тут из-под цилиндра мистера Шнапса раздалось:
— Постойте-ка! Есть в этом балагане Семицветик, Пдимус Падабеллум или Глинтвейн?
Кактус запрыгал на месте и поднял лапки — прямо как прилежный школьник: одну на уровень груди, а вторую — перпендикулярно вверх. Но никто, кроме Питера, не обратил на Колючку внимания.