Кураторы помогли мне найти профессионального фотографа, который сделал отличные снимки (рис. 44 цв. вкл.). Они объяснили замок на двери галереи современного искусства тем, что это помещение «ремонтировалось», что, конечно, не объясняет записку о нехватке обслуживающего персонала. Внутри зала в проем открытого окна были воткнуты палки, чтобы защититься от голубей. Стены были покрыты влагой. Печальное зрелище.
Глава 15
Родная душа
Сюрприз ожидал меня в главном музее Мумбаи, бывшем Музее имени принца Уэльского, который теперь известен как Музей Чхатрапати Шиваджи Махарадж Васту Санграхалая. (По большей части его называют просто «Музей», поскольку даже местным жителям трудно запомнить или произнести такое длинное название.) Постоянные экспозиции музея делятся на несколько категорий: искусство, археология и естествознание. Кроме того, имеются галереи для временных индийских и зарубежных художественных выставок и библиотека книг по искусству. К сожалению, архива в музее нет.
Я бродила по залам, переходя из одного в другой, точно не зная, что ищу. Иногда меня привлекали миниатюры эпохи Моголов, иногда резьба из слоновой кости. Я случайно наткнулась на зал с табличкой «Тибетское искусство». И вдруг я поняла, что смотрю на фотографии и наброски, сделанные одной из ближайших подруг Магды в Бомбее, Ли Готами, во время экспедиции в Тибет. Ли и ее муж, лама Анагарика Говинда, провели 1947–1949 годы в Цапаранге и Толинге, в западном Тибете, документируя в фотографиях и зарисовках культуру, которая исчезла двадцать лет спустя в ходе Китайской культурной революции. В течение года я пыталась отыскать какие-либо документы, связанные с Ли Готами, в надежде найти письма Магды. И вот в моих руках оказалась нить, которая могла привести меня к ней.
На входе в галерею висело объявление о том, что в книжном магазине музея продается книга о коллекции Готами. Я бросилась вниз в книжный магазин, купила небольшую книжицу, тут же прочитала ее и побежала искать директора или куратора, который мог бы сказать мне, у кого была приобретена коллекция Готами. Не тут-то было! После нескольких телефонных разговоров, электронных писем и опять телефонных звонков я так ничего и не узнала. Никто в музее не мог ничего сказать о происхождении коллекции. Я была чуть ли не в отчаянии. (Как ответила мне директор другого мумбайского музея на мой вопрос об архиве: «Архив? Мы не занимаемся историей!»)
В один из тех дней меня пригласили на обед знакомые, которым меня представила Ширин Сабавала: у них был портрет работы Магды. На обеде было несколько гостей. Я начала жаловаться на то, как близко я подобралась к Ли Готами и все же как она по-прежнему далека, и услышала, что моя хозяйка была в родстве с Ли Готами и что одна из гостей ходила в школу с ее племянницей и может меня с нею познакомить. Рошан Купер, племянница Готами, жила в Пуне, куда я собиралась через несколько дней в поисках еще одной картины Магды.
Об этой картине в Пуне я узнала от коллеги, который рассказал мне о работе Магды в собрании музея Бароды. Он слышал о портрете миссис Вуд, чей сын, кажется, жил в Пуне. Интернетный поиск европейского имени Вуд в Пуне сразу выдал имя философа Ананды Вуда и адрес его электронной почты. Я написала ему и получила любезный ответ – это было еще до моей поездки в Индию. Ананда был сыном Камалы и Эвелина Вуд. Камал была преподавателем английского языка и литературы и директором колледжа Эльфинстоун в Бомбее. Она была замужем за Эвелином Вудом, английским антропологом. Ананда сказал мне, что имя Магды Нахман он знал с детства, потому что вырос с двумя портретами своих родителей, написанными ею. Другой портрет работы Магды Нахман, о котором он знал и писал мне, – изображение покойного индийского художника Джехангира Сабавалы, мужа его тети Ширин, находился в Мумбаи. Ананда посоветовал мне позвонить Ширин Сабавала, когда я буду в Мумбаи (именно так я и познакомилась с Ширин).