Магда Нахман. Художник в изгнании

Милая Юлия, в понедельник мне предлагают место в ложе на Хованщину, а так как мой абонем. тоже в понедельник, то я предлагаю тебе поменяться со мной. Твой абонемент, кажется, во вторник? Если согласна на мое предложение, напиши. – У Вольфа продаются книги [Stefan] George (Das Yahr der Seele, Der siebente Ring[85]) – вчера я спрашивала[86].

Вспоминая своих друзей в 1926 году, Юлия отмечала, что ей не приходит на память ни единой ссоры или недоразумения, кроме разве каких-то забавных принципиальных разногласий в Эрмитаже между Тырсой и Зилоти. Не было никакой зависти к успехам того или другого товарища, достижение одного было праздником для всей школы. Оно незаметно ложилось в основу дальнейшей работы, преломляясь у каждого по-своему[87].

Лермонтова, немного старше остальных, была признана самым талантливым и опытным художником среди них.

Они так сильно были вовлечены в жизнь друг друга, что пропустить даже несколько дней в школе было трудно, а расставание на лето становилось горькой печалью. Однажды весной простуженная Грекова написала Юлии записку из дома: «Что-то вы все теперь? Право не знаю, как я буду без вас летом». А потом, летом, уже из своего поместья: «Очень мне не хватает вашего общества, друзья мои! Я часто чувствую себя одиноко. Да, я думаю, и работалось бы лучше вместе»[88].

Однако Петербург – неприветливый город для художников. Лето короткое и дождливое. Влажные зимы наступают рано, а в зимнее солнцестояние дневной свет длится лишь шесть часов под облачным небом, так что очень часто даже в дневное время город окутывают сумерки. Лучше всех об этом сказал Гоголь в «Невском проспекте»: «Не правда ли, странное явление! Художник петербургский! художник в земле снегов, художник в стране финнов, где все мокро, гладко, ровно, бледно, серо, туманно»[89].

Магда жаловалась на долгую петербургскую зиму: «горюю о ненормальности нашей художественной жизни – 8 месяцев сидеть в комнатах!»[90] Она мечтала о лете, когда можно будет сбежать из города и рисовать на открытом воздухе. В 1912 году, с нетерпением ожидая отъезда из Петербурга, она рисует и посылает подруге, которая уже покинула город, открытку и подписывает ее: «Вид из моего окна в дождливый петербургский день». На открытке изображен монохромный, туманный городской пейзаж, контрастирующий с южным пейзажем, полным цвета и солнечного света (рис. 26 цв. вкл.)[91].

Рис. 26. Магда Нахман. Открытка Оболенской с акварельным рисунком автора. «Вид из окна в дождливый петербургский день», 1912 (РГАЛИ. Ф. 2080. Оп. 1. Д. 45. Л. 59)

В мае, когда школа закрывалась на каникулы, друзья разъезжались на дачи в Финляндию, Крым, на Кавказ или отправлялись к родственникам и друзьям в усадьбы в Пермской, Саратовской, Владимирской и Нижегородской губерниях, как свидетельствуют адреса на конвертах их писем. Разбросанные по разным уголкам империи, члены «Leo созвездия» продолжали зимние беседы в своих письмах, сообщая о работе, обсуждая то, что они читают, делясь новостями и сплетнями о друзьях, а также тоской по своему учителю и привычному ритму школы. Зоркий глаз Бакста не давал им покоя даже летом.

После первого года обучения у Бакста, 1907–1908, Магда провела лето в Финляндии. Она жила там сначала у подруги, а потом в популярном финском курортном городе Оллила[92]с семьей своей старшей сестры Элеоноры, которая была замужем за Джемсом Шмидтом, ученым-искусствоведом, хранителем Отделения картин Эрмитажа. В ее обязанности входили занятия с племянницей, маленькой Магдой. В своем письме того лета, первом в череде многих других последовавшей длительной переписки, Магда затрагивает характерные темы – задания Бакста, круг чтения, природа: