Магдалина

Здесь я должен внести все-таки некоторую ясность в суть того застольного разговора, который только со стороны мог показаться вольным непринужденным трепом. Каждый, наверное, проходил через такие периоды жизни, когда обстоятельства вокруг складываются не то, чтобы не совсем понятно, но не совсем так, как было бы желательно. И тогда, сидя на жесткой табуретке и потягивая остывший пунш через толстую соломину, которая постоянно забивалась какими-то лохмотьями, я видел, что Валерий погружен в какие-то свои мысли. Чтобы не портить жизнь Марьяне, плохо переносившей табачный дым, мы вышли курить на лестницу, и здесь Валерий сказал мне, что если судить по частоте морфийных инъекций, жить Марьяниной свекрови осталось не больше месяца. Я сочувственно вздохнул и молча пожал плечами: мол, все там будем. И еще он сказал, что нанял финнов для ремонта их будущей квартиры вовсе не потому, что ему деньги некуда девать, а потому, что финские работяги делают быстрее, лучше и дешевле, чем наши, отечественные, которые умеют только жрать водку и выставлять такой прейскурант, где от нулей рябит в глазах. А когда я спросил, во что обойдется ему этот парадиз, Валерий в ответ неопределенно пожал плечами и сказал, что расчет идет по сложной бартерной цепочке, где краснодарский хлеб самым причудливым образом переплетается с карельским лесом и офисной мебелью обанкротившихся финских предприятий. При этом его роль порой состояла лишь в том, чтобы отыскать потенциальных партнеров по бизнесу, свести их и получить на банковский счет фирмы свои комиссионные. Составлению всевозможных комбинаций Валерий отдавался со страстью прирожденного игрока, и я, зная об этой струнке его души, только ждал момента, когда на ней можно будет сыграть, предложив ему поставить на “zero”.

– Так во сколько, по твоим расчетам, это обойдется? – спросил он после того, как я коротко изложил ему идею экспедиции.

Я назвал две цифры: минимальную и максимальную. Максимум позволял снарядить и на три месяца отправить в горы отряд из пяти человек.

– Идеально было бы закинуть нас туда на вертолете, – добавил я, – но я не знаю, как скажется его появление на поведении нашего объекта…

– Н-да, – усмехнулся Валерий, – спугнете, он и уйдет к “духам” в Афган… Покажи фотографии?

Я достал бумажник и, расщепив ногтями замусоленную кипу визиток, извлек два бледных любительских снимка с отпечатком босой ступни, оставленным киик-адамом на прибрежном песчаном наносе. По обе стороны от следа автор снимка – метеоролог местной метеостанции – поместил пачку “Беломора” и собственную голую ногу, попавшую в кадр до колена. На втором снимке та же пачка “Беломора” лежала внутри пятки, едва касаясь углами краев овального углубления.

– А он не мог подшутить? – спросил Валерий, внимательно изучая снимки в холодном белом свете неоновой лампы.

– Кто? – опешил я, – киик-адам?..

– Да этот твой метеоролог… Сидел там в будке между лавинными конусами, пил спирт, один как пень, и вот от тоски, с похмела… Долго ли ямку в песке выкопать?..

– А чабаны! – возмутился я, – а местный учитель-краевед Чикильдинов с группой школьников?!.

– Ну, если чабаны, тогда конечно…

– Ты же сам читал заметки, которые мне присылали, – наседал я, – они его видели, в этом не может быть никакого сомнения… Их свидетельства почти дословно совпадают с описаниями американского сесквоча, полученными со слов лесоруба и охотника Альберта Остмена в начале века…

– Краевед, группа школьников… – задумчиво продолжал Валерий, – может, померещилось со страху?..

– Вот-вот, померещилось! – взорвался я, – всем сразу: Уильяму Ро, шерпу Тенсингу, кинокамере Паттерсона… Особенно кинокамере – вот уж кто страху натерпелся…

– Ну, кино, да еще американское – это, сам понимаешь…

– Что значит: кино?.. – я, конечно, понимал, что Валерий подначивает меня, и отчасти подыгрывал, а отчасти искренне возмущался его ленивым обывательским скептицизмом. Понимал я и то, что этот скептицизм в какой-то мере – поза, потому что, повторяю, Валерий был игрок, и я подавал ему “снежного человека” как ставку в игре мирового масштаба. Кроме того, между нами давно, еще с того момента, когда Валерка вдруг с первого курса психфака перешел в Военно-медицинскую академию, обозначился негласный спор о “смысле жизни”. Я видел его в служении чистой науке, а он, надев курсантские погоны, стал весьма заметно направлять все свои действия к практическому, житейскому интересу.

– Кино, скажешь тоже! – продолжал я с несколько наигранным пафосом, – Кинг-Конг, понимаешь!.. Да ты знаешь, во что обошлась Голливуду эта волосатая кукла?.. В десять миллионов долларов!.. Откуда умерший в нищете Паттерсон мог взять такие деньги?..

– Сам говоришь: умерший в нищете! – усмехнулся Валерий, – все деньги в чучело угрохал, вот и помер в чем мать родила!..

– Да пошел ты знаешь куда!..

– Знаю: к йе-тиной матери!..

Мы расхохотались и вернулись на кухню. Правда, в дверях Валерий успел несколько обнадежить меня, негромко шепнув, что насчет денег он подумает.

ГЛАВА …