Пигафетта, открытый защитник Магеллана, восхвалял красоту пролива. Он действительно великолепен: окружен ослепительными горами, с которых в море стекают родники. К югу простирается Огненная Земля, которую словно бы насильно оторвали от южной оконечности Южной Америки, усеяв при этом пролив островками, подобными кусочкам плоти или каплям крови с прокрустова ложа. В результате получился лабиринт обманчивых проливов и заливов, с многочисленными рифами и отмелями, грозящими уничтожить или обездвижить проходящие суда. Хотя на востоке пролива на побережье простираются луга, большую часть пути с обеих сторон над судами круто возвышаются обрывистые скалы. Пройти требуется почти 650 километров, и это трудный путь. Погода меняется непредсказуемо. Туманы спускаются и исчезают, словно сети, которые набрасывает злобный гладиатор-ретиарий. В любом случае красота, в отличие от большинства историй любви, здесь не «сочетается с добротой», не успокаивает и не умиротворяет враждебных чувств. Хотя Магеллан плыл здесь в разгар лета, погода была почти невыносимой; пролив представляет собой широкий туннель, где воющие западные ветры юга Тихого океана препятствуют судам, пытающимся пройти на запад: так произошло с «Сан-Антонио», то же самое заставило «Тринидад» и «Викторию» как можно быстрее искать убежища. Нередко корабли выскакивают из пролива, как пистоны из пистолета, и их относит к самым Фолклендским островам.
Современные отдыхающие на круизных лайнерах могут посетить пролив, чтобы избежать северной зимы и равнодушно испытать те же погодные условия, что вселяли ужас в сердца моряков в век паруса. До XIX века плавание было тяжелым: нужно было непрерывно сохранять бдительность, не предаваясь романтическим мыслям или поэтическим реакциям на великолепие природы. Там, где современные путешественники на входе в пролив видят отлогие холмы со стороны мыса Кабо-де-лас-Вирхенес и белые утесы Огненной Земли на юге, мореходы в эпоху Магеллана наблюдали безжизненные берега, бедные лесом и пресной водой, и длинную полосу предательски опасных песков, преграждающих им путь. На современных судах, где почти не чувствуется качка и сохраняется идеальное равновесие, пассажиры редко замечают набегающие приливы и опасное мелководье. Скалы, которые сейчас выглядят живописно, раньше словно бы так и хотели разорвать корабли на части. Пингвины, живописно строящие свои гнезда в песчаных породах на побережье, были в голодных глазах первых путешественников всего лишь дичью, добыть которую к тому же было непросто. Прекрасно известные ныне заливы и протоки уподоблялись сиренам, сбивающим суда с пути и уводящим в обманчивые туманы. Там, где современные пассажиры увлечены фотографированием природы, корабельные офицеры в отчаянии поедали глазами берега в поисках жизненно важных ручьев с пресной водой или перелесков.
Изображение Магеллана, выполненное во Франкфурте в 1594 году Теодором де Бри и приводимое здесь в варианте XIX века, было, в свою очередь, скопировано с флорентийского оригинала 1589 года работы гравера Яна ван Страата, он же Джованни Страдано. Магеллан изображен как аристократ и профессионал: он бесстрастно стоит в рыцарских доспехах возле мачты своего корабля, держа в руках измерительный циркуль и другие навигационные инструменты. Упавшая мачта символизирует бурное путешествие. На знамени изображен орел династии Габсбургов. Нептун парит слева вверху, ветер стремится отогнать корабль. Огромная птица сжимает в когтях слона – возможно, отсылка к схожему мифу, изложенному Пигафеттой, а также напоминание о том, что за проливом лежит Восток. Вспышки огня символизируют Огненную Землю. Патагонский великан глотает стрелу; рядом резвятся другие местные и морские жители. Аполлон, благословляя корабль и сжимая лиру, словно бы прорицает, что рассказ о путешествии будет чрезвычайно поэтичным, что солнце разгонит низкие облака, а экспедиция обогнет Землю подобно Солнцу.