Магеллан. Великие открытия позднего Средневековья

После всего, что выпало на долю экспедиции, нет ничего удивительного, что мятежники решили воспользоваться шансом на побег. Этот ход был рискованным, но разумным. Первыми попав в Испанию, они могли объявить себя первооткрывателями пролива, не страдая от тягот продолжения путешествия. Гомеш мог представить собственный план поиска северо-западного пути на Восток (хотя у нас нет доказательств, что он когда-либо его сформулировал), подкрепив его свидетельствами явной неудачи путешествия Магеллана. Мятежники могли спастись от наказания, оговорив Магеллана в его отсутствие – если, конечно, он вообще вернулся бы домой: Гомеш знал о дурном состоянии кораблей и недостаточности провизии. Он подозревал, что «Великий залив» слишком широк для того, чтобы его пересечь, – по меньшей мере в положении Магеллана. Изложение следователем ожиданий мятежников отражает взгляды Гомеша: «По мнению и рассуждению людей, что прибыли сюда, указанный Магеллан никогда не вернется в Испанию, поскольку маршрут, по которому он шел, они считают бесполезным и невыгодным и поскольку он не собирается повернуть к мысу Доброй Надежды и следовать через остров Сан-Лоренсо [то есть идти португальским маршрутом через Мадагаскар и Индийский океан], ибо он говорил им несколько раз до их отхода, что будет придерживаться намеченного курса; он заявлял, что скорее затопит суда, чем изменит курс на западный».

Яркое высказывание Магеллана не находит подтверждения в других источниках. Пигафетта выразился аккуратнее: Магеллан только поклялся продолжать путешествие до 75 ° южной широты, на которой «в летнее время ночи нет»[598]. Впрочем, свидетельство беглецов, как обычно, кажется неправдоподобным. Мы уже знаем, что Магеллан уклончиво отвечал на вопросы о том, собирается ли он повернуть к Индийскому океану в том случае, если пролива не окажется. Такой поступок являлся бы нарушением королевского приказа: флотилии было отдельно приказано ни в коем случае не заходить в зону мореплавания, выделенную по договору Португалии.

Действительно ли к этим приказам нужно было относиться серьезно, или же они были включены в инструкции для испанской экспедиции только для того, чтобы защитить короля от возможных обвинений в нарушении договора, – другой вопрос. Не все моряки – собственно говоря, большинство подданных испанской монархии после того, как они оказывались вне зоны действия испанского правосудия, – воспринимали королевские приказы буквально. В поговорку вошел ответ: «Я подчиняюсь приказам, но не выполняю их». Разумеется, обычно его давали лишь про себя, но в целом все понимали, что именно так и обстоит дело. В испанской традиции не ставился под сомнение юридический принцип, согласно которому можно было не следовать несправедливым или незаконным приказам[599]. То же самое негласно распространялось на приказы невыполнимые или неоправданные. На кораблях традиционные запреты, например, на богохульство и азартные игры полностью игнорировались. Вопросы, от которых зависели дела войны и мира, должно быть, заслуживали более серьезного подхода, но многим морякам мыс Доброй Надежды казался верным путем к быстрому обогащению – надо было только увернуться от португальских патрулей. Важнее было не попасть в плен, чем соблюсти приказы. Поэтому если Магеллан отказывался от легкого пути, то он, по мысли мятежников, просто опасался попасть в руки преданных им соотечественников или же, что еще хуже, был в тайном сговоре с португальцами. Отчет следователя по делу мятежников продолжался горькой шуткой, которая кажется правдой, – игрой слов на тему безнадежности мыса Доброй Надежды: «По их мнению, он был виновен в двурушничестве. Они не считали, что путь с ним был полон добрых надежд, и здесь, по их словам, у них больше надежд с точки зрения четырнадцатимесячной задержки у южных берегов, не говоря уже о приведших команду в ужас злодеяниях, злоупотреблениях и финансовых махинациях в отношении чиновников и капитанов Его Величества, которые плыли с Магелланом»[600].