Магеллан. Великие открытия позднего Средневековья

Прорывные открытия 1490-х годов обеспечили длинные прямые маршруты морской торговли между Европой, Азией и Африкой. Этот успех можно было бы считать внезапным, но на самом деле он был предопределен постепенным развитием навигации и науки в Европе, а также теми выгодами, которые принесли исследования Атлантики в предыдущем десятилетии. Только ли в этом причина? Или же в европейской культуре было что-то особенное, благодаря чему именно европейцы, а не исследователи из других цивилизаций открыли связывающие весь мир маршруты из Старого Света в Новый, а из Индийского океана в Атлантический? Некоторые европейские историки именно так и утверждают: дескать, у европейцев было нечто такое, чего не было у других.

Однако это предположение кажется малообоснованным. Как мы увидим в следующей главе, некоторые путешественники – в том числе Магеллан – руководствовались специфически европейской моделью поведения, которая поощряла моряцкую доблесть; в Испании и Португалии были монархи и миссионеры, чьи религиозные взгляды предусматривали проповедь христианства язычникам словом и делом. Однако по сравнению с жителями прибрежной Азии европейцы стали предпринимать дальние путешествия достаточно поздно. Атлантический океан, к которому имеет выход Европа, довольно специфичен: господствующая в нем система ветров много веков затрудняла его исследования, но сразу после установления надежного маршрута путешественникам воздалось сторицей. Кроме того, нужно отметить, что великие открытия совершили не абстрактные «европейцы», а жители нескольких стран Атлантического и Средиземноморского побережий. Их отличала не какая-то особенная культура, а то, что они начинали путешествия из подходящих мест.

Выход европейцев в Атлантику стал результатом скорее не науки или мощи, а самообмана и отчаяния. В этой гонке имело смысл быть догоняющим. Процветающим культурам, имевшим доступ к Индийскому океану, не казалось нужным пускаться на поиски дальних земель и морей в надежде на новые ресурсы. А вот для ограниченной в средствах Европы попытки покорить Атлантический океан были сродни попыткам современных недостаточно развитых стран бурить свой шельф в отчаянных поисках нефти или газа. И в каком-то смысле они оправдались.

Для большинства людей новые возможности взаимосвязанного мира значили мало, или являлись в лучшем случае источником развлечения при чтении описаний путешествий или романов, или приносили товары, добытые ценой риска других. Однако некоторые были либо рождены для риска, либо научились рисковать со временем. Среди этих людей был и Магеллан.

2 Становление путешественника Опорто – лиссабон – индийский океан, до 1514 года

Наставь юношу при начале пути его: он не уклонится от него, когда и состарится.

Притч. 22: 6

Магеллан был человеком Атлантики, он родился на берегу океана. В детстве у него было много возможностей смотреть на море и чувствовать, как постоянные западные ветры дуют ему в лицо. Мы мало что помним о нашем месте рождения: в то время мы слишком юны, чтобы воспринимать все правильно или вспоминать последовательно. Однако чиновники постоянно донимают нас вопросами о деталях, которые мы можем знать в лучшем случае из вторых уст. Когда Магеллану приходилось отвечать на подобные вопросы, он именовал себя уроженцем Опорто – большого серого города в устье реки Дору, где в наши дни к набережным пришвартованы баржи, везущие продукты для услаждения вкусовых рецепторов иностранцев. Относительные современники Магеллана подтверждают его слова[79][80]. Но если отправиться примерно на 90 километров вверх по реке, к гранитным холмам Саброзы, местные проводники укажут вам на улице, названной в честь Магеллана, песчаниковый фасад и широкие окна Каса-де-Перейра и заявят, что он родился здесь, – но уверенность их не подкрепляется фактами.