Конечно, никто прямо не воспрещал женщинам заниматься магией – но никто и не дозволял. Это не было принято. Альма рисковала запятнать и собственную репутацию, и репутацию близких.
Тем не менее, вопреки перечисленным доводам рассудка, всё семейство Эшлингов и Свартуров решило пойти на риск.
Джорри беспокоился за «сестрицу»; госпожа Эшлинг беспокоилась за своего сына и за племянницу мужа; капитан Эшлинг беспокоился за жену, за племянницу и за пасынка. Никто не хотел, чтобы угнездившееся было в «Тёмных Тисах» тихое счастье вдруг взмахнуло крыльями и улетело, как испуганная птица. А что отказ Альмы от приглашения в клуб магов не только ударит по ней самой, но и как волны, разошедшиеся от брошенного в воду камня, так или иначе затронет всех, было очевидно.
Разговор между людьми – что может быть проще? Особенно если они не чужие друг другу. И всё же для некоторых людей разговор оборачивается непреодолимой, нежеланной, бессмысленной сложностью. Воистину, трудно разговаривать с тем, кто не хочет ни говорить, ни слушать, ни видеть. Подчас нелегко разговаривать даже с тем, кто хочет.
Альме посчастливилось: её услышали. Причём ещё до того, как она сама услышала себя. Прежде она и не подозревала, как страстно хочет попасть в клуб магов, – не подозревала до тех пор, пока не получила приглашение. И вдвойне ярко разгорелось в ней это желание, когда она решила от него отказаться.
Но вот уже дядюшка даёт ей дозволение ехать – таким тоном, строгим, немного торжественным, немного снисходительным, каким, наверное, отпускал счастливых матросов в увольнительную. Вот госпожа Эшлинг предлагает взять экипаж – но нет, как можно, экипаж гораздо нужнее здесь, в «Тёмных Тисах», к тому же Альме любопытно ощутить всю полноту путешествия, и она, поблагодарив госпожу Эшлинг, уверяет её, что экипажа вовсе не нужно, ведь из Грумблона ездит дилижанс. Вот Джорри вклинивается в разговор и заявляет, что он тоже хочет в Грумблон – проводить сестрицу. Вот все вроде бы приходят к согласию касаемо того, что Альма одолжит экипаж на день: вместе с Джорри, его гувернёром и своей камеристкой доедет до Грумблона, переночует на постоялом дворе, а утром сядет в отправляющийся до Денлена дилижанс.
И все события ускоряются, день улетает за днём, как пожелтевшие листья с деревьев под порывами ветра.
А ведь столько ещё нужно успеть! Приобрести билеты, и в переписке с друзьями семьи узнать, где в Денлене не зазорно остановиться незамужней благородной девушке (желательно, в Мартчестене или поближе к нему – дабы не пришлось добираться через полгорода. Но вдруг выясняется, что Мартчестен – район дворцов, богатых зимних квартир и мужских клубов, и подходящей гостиницы там не сыскать…), и посоветоваться с поверенным господином Бенго, и сменить, наконец, рессору на экипаже, и велеть конюху Перксу, чтобы к нужному дню подготовил лошадей в идеальном состоянии, и пошить ещё хотя бы одно платье, и купить новую шляпку – непременно самую модную, чтобы Альмагия Эшлинг не казалась простушкой-провинциалкой на фоне столичных жительниц, и строго-настрого запретить гувернёру Охару поддаваться на уговоры Джорри тоже переночевать в Грумблоне, и снабдить Альмагию необходимыми средствами, и проверить компетентность её чересчур юной камеристки, и…
К счастью, большую часть приготовлений взяла на себя госпожа Эшлинг – это была её стихия, и она оживлённо раздавала команды, как взаправдашний капитан «Тёмных Тисов».
Сама Альма в бестолковом беспокойстве хваталась то за выпуски «Вестника Волшебства», то за книги госпожи Эстиминды, в отчаянии осознавала, что уже не успеет выучить всё сочтённое необходимым, в расстроенных чувствах убегала к реке, дабы её прохлада и тихая успокаивающая песня помогли остудить суету мыслей. Однажды Альма задумалась настолько глубоко, что по невниманию едва не угодила в очередную ловушку Джорри. Собственно, неизбежно угодила бы, если бы сам Джорри не метнулся ей наперерез и не принял атаку ловушки на себя.