Теперь все эти подаренные и одолженные сокровища были бережно уложены в шкатулку, которую Джулс берегла как зеницу ока. И на которую Альма нет-нет да и бросала взгляды: не потому что беспокоилась об их сохранности, а потому что ей не терпелось открыть шкатулку, вновь насладиться игрой света на гладких и гранёных камнях, шелковистым сиянием жемчуга, ажурностью крохотных листьев, которым никогда не суждено опасть…
Возможно – даже наверняка – они были дорогими; но куда важнее то, что они были красивыми. И «взрослыми»: такие украшения носит не девочка, с которой хватит и медальона да простых гладких серёг, а расцветшая девушка, для которой вращаться в обществе так же привычно и легко, как дышать.
Втайне даже от самой себя Альма надеялась, что новые наряды и старинные драгоценности придадут ей значимости, когда она переступит порог клуба магов «Абельвиро», что они помогут ей как неволшебные амулеты, как красивая маска. Что ими она подчеркнёт свой статус – и за ними скроет свой страх.
Кстати, об украшениях: что за странный декор на той крыше, неровный такой, тёмный, угловатый?
«Декор» вдруг пошевелился и оказался живой птицей. Живой и большой – галкой? Сорокой?
Закончив чиститься, птица нахохлилась, оглядела окрестности полководческим взором, расправила чёрно-белые крылья и взлетела с таким звуком, будто она вовсе не птица, а обросшая перьями трещотка. Ну точно, сорока.
Приметы существовали чуть ли не на все случаи жизни; сейчас Альме показалось, что какая-то – или аж несколько – были связаны именно с сороками. Но деталей она не то что не помнила – никогда их не знала: даже заинтересовавшись «Вестником Волшебства», она всё ещё не верила в «бабушкины сказки» про приносящих удачу чёрных кошек и белых кроликов, а потому не стремилась вызнавать приметы и тем более им следовать.
Зато в кое-что другое она верила – или очень хотела верить. В ридикюле Альмы была спрятана её главная драгоценность – сломанный и поцарапанный хрустальный колокольчик, реликвия семьи Монов. Колокольчик, чей невозможный призрачный звон она когда-то слышала во сне… Или ей привиделось? Как бы то ни было, ни «Вестник Волшебства», ни записи покойного господина Эшлинга, ни приметы ничего не говорили о магических свойствах старых хрустальных колокольчиков. Так что Альма решила взять хрупкую реликвию с собой в Денлен, в клуб магов – вдруг кто-нибудь из них сумеет ей помочь?
Пока Альма предавалась размышлениям, Джулс усиленно старалась не клевать носом, а господин Карнау, всё больше хмурясь, выспрашивал что-то у конюха, постоялый двор – и весь Грумблон – становились бодрее и шумнее: вот хлопнули ставни, вот потянулся дым из труб, вот раздался деревянный перестук башмаков, вот прокатилась тележка зеленщика…
Крыльцо перестало быть тихим, к Альме с Джулс присоединялись другие постояльцы. Увы, не все они были столь же вежливы, как господин Карнау:
– Где эта треклятая колымага, за что я плачу деньги, а? Уберите от меня это, я же сказал, не хочу!.. – резкий голос разбил остатки утренней тишины.
Недовольство выказывал господин почтенных лет, ещё не старый, но с седыми и всклоченными бакенбардами, заметнее которых на его лице были лишь столь же кустистые брови, нависавшие над недобрыми глазами, и длинный нос с гневно раздувавшимися ноздрями.
При виде означенного господина Альма невольно содрогнулась: вот его она прекрасно помнила по вчерашнему ужину! Его и его несчастную жену. А также скандал, который господин закатил из-за пережаренного мяса и недостаточно крепкого эля. Если этот брюзга окажется их попутчиком…
А он, судя по всему, именно им и был. По крайней мере, к Альме и Джулс он направился весьма решительно. Альма успела лишь понадеяться, что он хочет отрекомендоваться, а не возмутиться ещё чем-нибудь.
– Вы из семьи Эшлингов, как я слышал? – начал он без предисловий.
– Вы слышали верно. Моё имя – Альмагия Эшлинг, – чужое пренебрежение правилами приличия было не поводом самой забывать о них.
– Хм-хм. Из богатого поместья – «Красные Тисы» или навроде того?
– Дорогой… – прошелестела его супруга; она пристыженно глянула на Альму, безмолвно прося прощения.
– Ах да, меня зовут Бёрнджил Грюнсамлехт, – нехотя представился господин, раздосадованный тем, что его расспросы оказались прерваны. – Так что, вы из тех самых Эшлингов?
«Потеря лица ведёт к потере чести» – вспомнила Альма присказку госпожи Эстиминды. Наставница любила повторять, что благородная госпожа всегда должна быть идеально вежлива – и тогда никакая чужая грязь не запятнает её. Потому Альма не решилась оборвать начавший докучать ей разговор, отвернуться и, подобно господину Карнау, уйти пообщаться с конюхом – или, ещё лучше, с его длинногривыми подопечными. И лошади, и конюх наверняка составили бы ей несравнимо более приятную компанию, чем господин Грюнсамлехт, но увы.
– Хозяин «Тёмных Тисов» – капитан Эшлинг, мой троюродный дядюшка, – ответила она вместо этого.
– Не отец?.. – протянул господин Грюнсамлехт, как ей показалось, разочарованно.