Магические хроники. В поисках истины (СИ)

Недолго думая, пленники расступились, освобождая проход к раненому Иоанну. Закатав изорванные, подпалённые рукава балахона, юноша деятельно принялся плести лечебное заклинание. Призвав в помощь духов, юный маг приложил одну руку на чело рыцаря, другой же прикоснулся к груди. Золотистые волокна магии заструились из рук волшебника, перетекая в тело Сияющего. Постепенно слабея, поток почти иссяк. Тит быстро смахнул со лба испарину и вытер тоненькую полоску крови, идущую из носа. Один из нескольких светлячков, летающих вокруг двух людей, проник в Тита, подпитывая собой иссякающий запас магии. Этого было явно недостаточно. Чтобы исправить все внутренние повреждения, необходимо было нечто большее. Сама магия требовала от целителя жертвы. Многие из тех повреждений, что получил Иоанн в битве с нетопырём, перешли к Титу, вызывая нестерпимую боль. Однако, сомкнув волю в кулак, в одном решительном порыве юноша завершил исцеление. Хотя жизни всаднику ныне ничто не угрожало, состояние волшебника оставляло желать лучшего.

Вскоре к пленным зашли легионеры. Особо не церемонясь, они выволокли всех в центр лагеря, где уже были справлены деревянные мостки, рядом с которыми на камне сидел широкоплечий мужчина. В руках он держал массивную секиру. Странно улыбаясь, палач точил лезвие своего инструмента.

— Стойте! — раздался вдруг громкий голос. То был Тикондрус. Увидев в числе мятежников своего друга, он поспешил спасти его, но сам был тут же схвачен.

— Чудесно. Все предатели наконец выявлены. Полагаю, мы можем начинать суд, — провозгласил Артемий Вран. Драконий рыцарь Феодосий порывался было возразить, сказав, что Тит и Тикондрус никак не могут быть предателями, однако был остановлен рукой более рассудительного рыцаря Льва. Тяжёлый взгляд старшего воителя явственно говорил о том, что ему также не нравится всё то, что сейчас происходит. Однако он решил обождать, пока всё не станет более очевидным.

В то время, пока почтенные Сияющие обдумывали происходящее, Артемий начал зачитывать обвинение, что вменял ко всем, кто находился в тот момент в кандалах.

— Сего дня, четыреста шестидесятого года от последней битвы за Александрию, Иоанн из Среброжилых, нарушив главнейший из всех законов Империи, вышел супротив воли её повелителя — василевса Константина I Драгоника. Сутью своего мятежа ты и твои сообщники видели в злом умысле супротив его Императорского здравия, персоны и чести Нашего Величества. Наконец, устроить бунт и измену против Нас и Государства! Засим, считаю справедливым вынесение приговора о низложении голов всех, кто замыслил, участвовал или же сочувствовал мятежу. Имена будут названы в порядке перечисления глашатаем — покончив с зачитыванием приговора, Артемий передал в руки глашатая свиток пергамента со списком имен всех мятежников, в который чудесным образом попал не только Тит, но и Тикондрус.

Дело сдвинулось. По мере зачитывания имён, всё новые головы славных гвардейцев падали в корзину. Очередь неумолимо приближалась к нашим героям. Тут им бы и пришёл конец, если бы не подоспевший вовремя гонец великого логофета. Объявив о скором прибытии Аммиана Марцеллина, гонец потребовал также прекратить «всякое душегубство, ибо в отсутствие императора лишь великий логофет вправе выносить столь серьёзные приговоры». Скрипя зубами, Артемий приостановил казнь, ведь сколь бы не было велико желание умертвить рыцаря Иоанна, однако даже он не мог противиться власти логофета. Вскоре прибыл и сам Марцеллин.

Прибыл логофет практически налегке. Лишь сотня катафрактов охраняли экипаж Аммиана в дороге. Из кареты показалась могучая фигура начальника разведывательной службы Империи. Окинув взглядом матёрого душегуба всех собравшихся, Марцеллин уверенной походкой направился прямиком к деревянным мосткам, на которых своего приговора дожидались мятежники.

— Немедленно освободите этих юношей! — указав могучей рукой на Тита и Тикондруса, потребовал великий логофет.

— Как смеешь ты вершить правосудие без моего согласия, Марцеллин?! — гневно прокричал Артемий Вран. В ответ на это великий магистр получил лишь взгляд, полный презрения.

— Я здесь представляю Его волю и от Его имени будет звучать приговор.

— Моими лишь устами может быть озвучен приговор мятежникам. Ведь законом мне положено свершить правосудие! Хоть ты и великий логофет, но не можешь нарушить закон, — высокомерно произнёс Артемий.

— Ты забылся, Вран. Высокомерие твоё не знает границ. В своей гордыне ты вознамерился поставить себя выше власти. Твоя наглость кнутом для тебя обернётся. Ничтожный, вспомни, что может быть всего сильнее? Что обладает силой основы низвергать и вновь их создавать?

— Неужели император…

— Император — олицетворение власти. Я действую от его имени и сообразно его воле. Лишь он может повергнуть тебя.

— Стража, заковать великого магистра в цепи! — уверенно произнёс рыцарь Лев.

— Нет! Вы не можете! Я — великий магистр Артемий Вран, верой и правдой служил этой стране и самому Василевсу! Марцеллин, что всё это значит?!