Магические штучки. Неоконченная повесть

Может быть эта хрупкость-слабость женская сродни вонючей струе у скунса, то есть веками отработанный защитный рефлекс, но он срабатывает: начни Светка сопротивляться, я б не остановился. А так — отпускаю руки с ощущением, что чуть было не совершил недостойное. И запала только и остаётся, чтобы банально выматериться, и всё — концерт окончен. Я поднимаю чехол с обломками, он теперь совсем бесформенный, и поворачиваюсь к подворотне, а мужичок, поняв, что больше ничего интересного не будет, вновь приникает к бутылке.

Голос в спину:

— Теперь ты её выкинешь?

— Пошла ты! — не удержался я всё-таки, обернулся: — Скажи спасибо, что я в руки себя взял.

Насчёт «спасибо» — это я губу, конечно, зря раскатал. На лице у Светланы написанное многое, но этого слова там явно нет.

— Лёша, подожди. Я тебе объясню сейчас.

— Ну?

— Леш, со мной общаться — опасно. И по этой гитаре тебя найти могут. Странно, что до сих пор не нашли.

— И кто же? КГБ[11], наверное, из подразделения психотронной войны?

— М-м-м… Да. А ты как догадался? — от удивления Светланы разит фальшью и наигранностью.

— Видишь ли Света, у меня на такие рассказики аллергия. Один мой знакомый тоже всё Комитет поминал, ловят, мол,— дело к женитьбе шло, а он вдруг передумал. Ну и придумал себе легендочку, гад. А у тебя что за история? Если интересная, то в «Огонёк» снеси, денег заплатят.

Света, похоже, расплакаться готова — не иначе как ещё одна защитная реакция. «Девочка маленькая, несчастная. Накормить, пожалеть, защитить». Однако говорит она достаточно спокойно:

— У меня не история для «Огонька»! Про КГБ я, конечно, наврала, да, но какая разница, кто тебя на части рвать будет!

«На части рвать… „Где Володя? Частью вот тут, и в комнате ещё осталось“…»

— Леша, Леша, что с тобой!?

— А… а что со мной?

— Ты прямо побелел весь. Что случилось?!

— Да так, ничего. Пойдём отсюда куда-нибудь.

Мы вновь проходим через маленький туннельчик и окунаемся в арбатскую толпу. Гитара в чехле из бабушкиного плаща осталась там, в тихом дворике.

Через двадцать минут мы со Светой уже в «Бисквите» — притулились в углу стойки и вдумчиво поедаем взбитые сливки с мороженой клубникой. В зеркальном потолке отражаются наши макушки, и, несмотря на серьёзность темы, я время от времени поглядываю вверх, полюбоваться отражениями. Ничего конкретного о своей истории Светлана так мне и не сказала, всё равно, дескать, не поверю, и вообще: меньше знаешь — крепче спишь. Заверяет только, что она ни в чём и ни перед кем не виновата, а всё, что происходит — жуткое стечение обстоятельств, формулируя это вековечным «Так получилось». Я понимающе киваю и предлагаю:

— Вообще говоря, у меня есть несколько старых приятелей, которые сейчас отираются в разных слоях Комитета. И ещё один парнишка, у которого папаня полковник тех же кровей. Можно попробовать…

— Не надо, я же говорила, что эти тут ни при чём.

— Так может прикроют как-нибудь?

— Вряд ли, нужна я им. А если я расскажу всё как есть, меня скорее всего в психушку отправят. А у меня родичи далеко, вытаскивать некому.

— А ребята твои, из «Тролля», от них может быть какой-то прок?

— А ребята мои, из «Тролля», в Ялте уже давно,— произносит Светлана ядовито.— Толстым кооператорам поют Розенбаума. Я одна сейчас в Москве, вообще одна, понимаешь? И домой мне нельзя, и по улицам нельзя ходить, и ещё неизвестно сколько так продлится, пока…

— Пока что?

— Пока… один человек меня не найдёт, и всё само собой разрешится.

— И долго он тебя искать будет?

Она молчит, и я молчу сочувственно. А что тут можно предложить, хотя…

— Света, а хочешь, я тебе пристанище найду? Хоть и ненадолго, но всё-таки.

— Что ты имеешь в виду?

— Сейчас объясню. — Я приношу ещё пару стаканов бурды, обозначенной в меню как «кофе с молоком», и пускаюсь в рассказ:

— У меня есть друг, по имени Паша, у него есть жена, по имени Настя, а у Настиных родителей есть дача в посёлке по имени Сорок второй километр[12]. Я там как-то гостил с неделю, и вроде бы как получил приглашение приезжать ещё. В ближайшие две недели эта дача по разным причинам будет пустовать, и в принципе можно туда тебя поселить, объяснив Насте, что «во так надо».

Света вроде бы и верит в эту идею, и не верит, а я продолжаю:

— Хочешь, так прямо сегодня поедем? А договорюсь я обо всём задним числом. День туда, день сюда — возьму грех на душу!

И она решается. Видимо, и впрямь жутко ей сидеть в пустой квартире по ночам и каждую минуту ждать, что придёт кто-то страшный, способный разорвать человека на части…

«Кстати, а почему одной? Такая девушка, и без десятка „Друзей“ в кавычках и друзей просто?»

— Свет, извини, можно странный вопрос? У тебя что, ни ухажёров, ни приятелей нету?

— Откуда?

— То есть как откуда?! Красивая девушка, да на тебя мужики, как на мёд должны липнуть!

Светлана вдруг запинается и, что называется, изображает из себя фонарик. Как будто я её невесть на чём поймал. Несвязно сваливает всё на свой нелюдимый характер и разборчивость. Заодно и поясняет, почему «Тролль» в крымах, а она тут: