Магический Марксизм. Субверсивная Политика и воображение

Призыв «Грядущего восстания» «приступать к делу» основывается на новой форме марксистской организации, на понятии «найти друг друга», на солидарности, выводящей за узкие границы единого «рабочего класса»[70]. На самом деле он предлагает другой тип марксизма, более открытый; безусловно, это более опасная версия, чем та, которую поддерживают приверженцы академизма и пуристы. Нам только нужно помнить, как мало Маркс говорил о «классе» и что главной задачей, которую он ставил перед собой, было свержение экономической и политической системы, которую мы называем «капитализмом». Быть марксистом – значит быть коммунистом, и «Грядущее восстание» предлагает новый коммунизм, «вырабатываемый в укрытиях вроде баров, типографий, сквотов, ферм, спортзалов». Коммунизм – это «труд по выработке общего, процесс низового “обобществления”, который идет от разных точек зрения, склонностей, интересов, представлений людей к созданию коллективного свойства сопереживания и выработке совместного участия»[71]. Когда-то, говорится в «Грядущем восстании»,

у инициаторов рабочего движения были мастерские, а затем и целые заводы, чтобы найти друг друга. У них была забастовка, чтобы посчитать свои силы и обнаружить предателей. У них были отношения наемного труда, сводящие друг с другом партию Капитала и партию Труда, чтобы сформировать солидарность и фронты борьбы… У нас есть повседневное непослушание, чтобы провести перекличку и выявить отступников[72].

Такое впечатление, что Невидимый комитет прочитал Андре Горца и согласен с автором, прощающимся с рабочим классом, автором, который хочет освободить нас от работы, найти дорогу в рай, прорыть извилистый туннель постиндустриальной субверсивности. «Больше не идет речь о том, что рабочий получит власть, – пишет Горц в своей книге “Прощай, рабочий класс”, – а о том, чтобы получить власть не в качестве рабочего. Власть уже не такая, как прежде. Рабочий класс переживает кризис»[73]. Интересно отметить: если мы верим в провокационную идею Горца, что рабочего класса больше не существует или что ряды его изрядно поредели (или распались), то старая дискуссия между марксистами и анархистами по поводу роли государства в «диктатуре пролетариата» становится по большей части излишней. Раз больше нет того, что попадает под определение «пролетариат», с которым рабочие себя отождествляют и к которому испытывают пылкие чувства, значит, некому осуществлять диктатуру. Следовательно, у анархистов и марксистов больше нет предмета для спора, они открыто могут согласиться с тем, что еще давным-давно говорил нам Анри Лефевр: между анархизмом и марксизмом нет существенных различий, которые бы мешали поставить между ними знак равенства[74]. Все это политическая возможность для марксистов, снятие исторически сложившихся ограничений: как эпистемологических (в смысле объекта их анализа), так и политических (в смысле определения тех сил, которые будут проводить в жизнь результаты анализа). Посткапиталистическому бытию совершенно не нужно, чтобы ему угрожала традиция поколений мертвого исторического материализма.

Альберто Тоскано недавно раскритиковал «Грядущее восстание» за «диагностирование размывания классовой солидарности как опоры социальной критики», имея в виду, что это означает «безразличие к марксистскому дискурсу о классовой борьбе» и «отмежевание антикапитализма от классовой политики». Обвинениям Тоскано возражает Горц, замечая, что из первого не обязательно следует второе: постепенное исчезновение рабочего класса совершенно не обязательно означает, что марксизм перестал быть руководством к мятежу.

Горц замечает: