Магический Марксизм. Субверсивная Политика и воображение

Холлоуэй, как кажется, хочет «докричаться» до каждого, но его «крик» ни к чему не приводит, потому что исходит от человека, запертого в четырех стенах своего реализма, и очевидно, что его крику трудно преодолеть звукоизоляцию. (Что касается свободы в камере, Холлоуэю, может быть, стоить почитать Достоевского и Солженицына, или даже Сартра.) Негри, в частности, оказывается объектом иронии [со стороны Холлоуэя] по той причине, что в своем, ставшем сегодня классическим, исследовании Спинозы «The Savage Anomaly» (1991) разрабатывает позитивные основания борьбы. Холлоуэй с неодобрением цитирует Негри: «Генеалогия социальных форм… предполагает негативность только в том смысле, что она понимается как противник, как объект, который должен быть разрушен, как место, которое необходимо занять, а не как двигатель процесса». «Источник движения процесса, – говорит Негри, – позитивен: непрекращающийся напор бытия, стремящегося к освобождению». Согласно Холлоуэю, Негри стремится «разработать понятие революционной власти (potentia множества) как позитивное, недиалектическое, онтологическое понятие. Автономия имплицитно понимается как обладающий существованием, позитивный импульс potentia, которой обладает множество, импульс, оттесняющий potestas (власть) все дальше». Негри, этот еретик марксизма, использует Спинозу, чтобы перенести центр внимания с политической критики на социальное освобождение («совершенствование» в терминологии Спинозы). Как пишет Негри, «спинозианская альтернатива связана не с тем, чтобы дать определение буржуазии, а с сущностью революции – радикального способа освобождения мира»[140]. Здесь речь идет не столько об учреждающей власти капитала, сколько об учреждающей власти субъекта: «Актуальное развитие человеческой сущности, следовательно, предстает как закон противоречия и экспансия бытия в стремлении спонтанности определить себя как субъекта».

Мои симпатии принадлежат Негри: именно в борьбе за освобождение себя, за утверждение себя – не обязательно за признание, как это описано в гегелевской драме отношений раба и господина, – утверждается коммунистическая субъективность, происходит идеологическая идентификация с кем-то, кто близок нам по духу. Утверждая себя позитивно, утверждая свою потенциальность, мы рано или поздно сталкиваемся с силой, сопротивляющейся этой позитивизации – государством или капиталом. В любом акте аффирмации, скорее всего, возникнет необходимость сопротивляться, отрицать антагониста или антагонизм, защищать себя; но чаще всего эта необходимость не является результатом самоутверждения, здесь нет причинной связи, того, что определяет действие. (Палестинцы сопротивляются государству Израиль только из-за того, что хотят отстоять свою территорию, второе здесь является условием первого.) Участие возникает (если возникает) посредством той или иной формы коллективного самоутверждения, посредством самораскрытия. Утверждение, а не отрицание выступает движущей силой, импульсом любого неокоммунистического проекта, «положительного гуманизма», за который высказывается Маркс в «Экономико-философских рукописях 1844 года».

Полезную аналогию можно извлечь из первого тома «Капитала», это аналогия между накоплением в его отношении к конкуренции, как их описывает Маркс, аналогия между освобождением для человека и накоплением капитала для капиталиста: накопление – это императив, вынуждающий капиталистов конкурировать с другими капиталистами, которые точно так же стремятся накапливать капитал. Накопление, следовательно, – это положительный импульс для капиталистов любого типа, и в своем стремлении к накоплению они оказываются принуждены к «братоубийственному» соревнованию. Освобождение играет точно такую же роль для радикалов: роль позитивного импульса к самоутверждению, к накоплению посредством самовалоризации, что неизбежно приводит к столкновениям с другими радикалами, занимающимися тем же самым; это также значит, что они, скорее всего, столкнутся с негативной силой противодействия в процессе конкуренции с этой аффирмацией. С данной точки зрения накопление, как и освобождение, – это определяющий фактор, а конкуренция (негативность) есть то, что определяется; но не наоборот. Хотя верно, что преодоление негативности, препятствий, победа над врагом – это то, что зачастую мотивирует людей действовать сообща, не менее верно и то, что негативность ограничивает жизненно важную для нас силу утверждения, равно как и наше предвидение, нашу позитивную способность воображать, желать, надеяться и любить. В самом деле, ясно, что аналитическое и пессимистическое «холодное течение» в марксизме – это не более чем прохладный ветерок в сравнении с попутным ветром его теплого фронта, с тем, что Эрнст Блох интригующе назвал «позитивным аспектом нашего бытия-в-возможности»[141].