Бочек было двенадцать — шесть справа от очага, шесть — слева. Над ними, на стене, висели, ощетинившись метелками вниз, сотни ведьмовских летательных мётел. Они закрывали стену почти полностью. Только над самым очагом расходились в стороны, открывая бронзовый массивный барельеф — двухметровый овальный медальон с женской головой в центре. Портрет, украшенный лентами и цветами, был немногим меньше стоящих на земле бочек.
Было темновато, да и металл от времени покрылся темной патиной, но профиль легко узнавался — прямой нос, красивые губы, длинные волосы, скрученные в плотные жгуты и уложенные в высокую прическу.
Внизу медальона выступала завитушка, очень похожая на морскую волну. Она нависала над очагом и оттого чуть подкоптилась. В слабом свете начинающегося дня Феликс с трудом разобрал выпуклую надпись на ней — «1907».
Он еще побродил по помещению, если таковым можно было назвать пространство с единственной сплошной стеной, хотел потрогать мётлы у крайней бочки, но пара из них сорвались с креплений и с сухим треском упали на землю. Феликс сперва хотел вернуть их обратно, но решил не рисковать возможностью прижизненно защитить курсовую. Мало ли, вдруг это новый метляной вид, который не требует магии для активации и потащит его самоубиваться над лесом без суда и следствия?
Чтобы не провоцировать вероятного противника, Феликс сел в плетеное кресло с твердым намерением больше ничего не трогать и смиренно ждать хозяйку загадочного заведения, отмеченного на маг. карте как «Мётлы и метёлки».
Сидеть оказалось неудобно. Феликс закинул ногу на ногу. Подумал, что выглядит развязно, сел ровно. Новая поза показалась ему излишне напряженной. Он попробовал расслабиться, откинулся на спинку, посмотрел на плетеный потолок. Оттуда высунулась крошечная серая птичка, возмущенно обчирикала стажера и улетела по своим птичьим делам.
Феликс вздохнул и снова закинул ногу на ногу.
«Нормально выгляжу, — оценил он и счел позу, в конце концов, уместной, — она тоже вряд ли у меня зачетку попросит и отправит за мелом в деканат».
Система магического образования, с которой ему уже приходилось сталкиваться, отличалась бо́льшим демократизмом, чем порядки в родном МГУ.
От долгого ерзания тонкая подушечка, лежавшая в кресле, съехала на бок. А вместе с ней и вероятная причина неудобств — курсовая Феликса, ставшая жертвой беспокойной филейной части собственного создателя.
Феликс вскочил.
«И как я её не заметил?!»
Хлипкая книжечка курсовой, прошитая хлопковым шнурочком, полетела на землю. Поверх плавно опустилась маленькая чёрно-белая фотография с красиво обрезанным фигурным краем.
Феликс подобрал курсовую, попытался разгладить листы, исписанные кривыми латинскими строчками, когда не вышло — прокатал о край деревянного стола.
Общая измятость понизилась, но в торце грубо обработанной столешницы оказалась остренькая щепочка, о которую неудачно зацепился краешек первой страницы. Феликс это заметил не сразу — только когда курсовая противно хрустнула, теряя смятый в гармошку титульный лист и вырванный с мясом клок с одного уголка.