Магия беды

Хантер глубоко вздохнула. Она чувствовала себя лучше. Возможно потому, что яркое иллинойское солнце больше не светило в ее чувствительные глаза. Или потому, что они с сестрой медленно, но верно двигались вперед. Это была не та новая счастливая жизнь, которую представляла себе Хантер, но этот этап нужно было преодолеть, чтобы оставить прошлое в прошлом.

– Ты готова? – Хантер нащупала лишь пустой воздух, пытаясь поймать руку Мерси. Она обернулась. Мерси не было, только богато украшенная резьбой дверь и еще больше черно-белых фотографий лесных пейзажей.

Старые деревянные полы скрипнули под ногами Хантер, когда та направилась к двери и распахнула ее. Мерси ждала ее по другую сторону. Шмыгнув носом, она вытерла розовый кончик носа снова рукавом.

– Я не могу этого сделать. – Ее подбородок дрожал, и Хантер боролась с желанием подхватить сестру на руки и броситься с ней к машине. Им нужно было это сделать. Каждый, кому пришлось терять любимого человека, должен был пройти через это. Смерть – это такая же часть жизни, как и сама жизнь.

Хантер подперла дверь ногой, не позволяя ей закрыться, и опустила рукав своей кофты, чтобы прикрыть перевязанную руку.

– Я сделаю все сама, – прошептала она, протянув руку и сжав ладонь Мерси в своей. Тяжесть в груди вернулась. Дело было не в темных тонах или теплом освещении в похоронном бюро и не в том, что она пришла сюда, чтобы двигаться дальше и начать новую жизнь. Причиной этому стало отсутствие сестры.

Хантер проглотила эту мысль вместе с комом, образовавшимся в горле.

– Серьезно, Мэгс, можешь возвращаться домой. Я попрошу Джекса…

– Эбигейл не хотела бы этого. – Мерси выронила руку Хантер и прошагала мимо нее в похоронное бюро.

Хантер привалилась к двери, когда та захлопнулась. Она хотела сказать что-нибудь такое, что заставило бы сестру почувствовать себя лучше, что успокоило бы ее, но скорбь не может существовать без любви. А Мерси так сильно любила их маму. Хантер потерла кровь, выступившую на израненном зубами пальце, изучая ссутулившиеся плечи Мерси и то, как обнимала она себя, будто боялась, что все ее внутренние органы выплеснутся на пол, если она не будет их держать. Можно ли назвать отчаяние доказательством любви? Хантер вновь прикусила ноготь. Нет, нельзя. Она любила свою маму так же сильно, как и сестра. Но на жизненном пути Хантер встретилось больше испытаний, чем Мерси. Поддразнивания, обзывания, издевательства. В восьмом классе Рейчел Лич обрезала ей хвост, потому что «лесбиянки не носят длинные волосы». Хантер прикусила заусенец и сжала его между зубами. Ее жизнь представляла из себя череду разрушительных событий, где одно накладывалось на другое, как в извращенной игре «Дженга», вплоть до этого момента – вишенки на торте. Но Хантер не позволит смерти матери сломить ее. Как сказала Мерси, Эбигейл этого бы не хотела.

Пол в коридоре скрипел под ногами, когда мистер Пэрротт направлялся к фойе.

– Простите, что заставил вас ждать: поступил неожиданный звонок, который я не мог не принять… – Он замер, заметив Мерси. – Я не могу в полной мере выразить, как мне жаль.

Мерси икнула и крепче обняла себя.

Мистер Пэрротт схватился за воротник рубашки и осторожно потянул.

– Я знал Эбигейл всю свою жизнь. Она познакомила меня с Хелен… – Он продолжал тянуть воротник, пока говорил. – На самом деле Эбигейл дала мне рецепт особого печенья. Сказала, что они помогут раскрыть истинные чувства Хелен. Мы поженились спустя три месяца.

Пол застонал под весом Хантер, когда она придвинулась к сестре. Помогали ли подобные истории в момент скорби? Нужны ли они Мерси, чтобы вспомнить и заново пережить хорошие времена? Или ей нужно было упаковать свою разрывающую на части боль и спрятать ее в позабытых уголках подсознания? В любом случае, Хантер будет продолжать следовать по своему пути. Будет наблюдать, как от нее отслаиваются и уплывают частицы ее самой – как она делала всю свою жизнь.

Мистер Пэрротт потер руки и глубоко вдохнул.

– Вы должны извинить меня, девочки. Эта новость потрясла меня. До сих пор не могу прийти в себя.

– Мы понимаем ваши чувства, мистер Пэрротт. – Хантер хотела, чтобы ее слова прозвучали ободряюще. Вместо этого они получились вежливыми, сухими и безжизненными.

Отступив в сторону, он жестом велел близнецам последовать за ним в кабинет.

– Доминик. Вы знаете, что можете звать меня Домиником.

Хантер действительно знала, что может называть его по имени. Он настаивал на этом с тех самых пор, как они перешли в старшую школу. Она всегда воспринимала это неким призом за прохождение пубертатного периода. Но Хантер не верила в безвозмездную раздачу призов. Она верила в то, что сначала нужно заслужить уважение.