Магия и кровь

— Когда ты нанесешь смертельный удар, разум Джастина отправится не туда, где обретаются мертвые, а подсоединится к электронным цепям пробной модели. Таким образом Джастин продолжит жить. — Тетушка прижимает ладонь к моей щеке. На ее лице читается смесь горя и ликования. — Пожалуйста, передай моему брату: пусть вспоминает меня с радостью. От его гнева мне больно — даже на таком расстоянии.

— Передам.

Тетя Элейн улыбается мне солнечной папиной улыбкой — и от этого у меня слезы наворачиваются на глаза.

— Не терпится увидеть, каким матриархом ты станешь.

Едва эти слова срываются с ее губ, как меня накрывает тьма.

* * *

Когда я открываю глаза, я снова в кабинете Джастина, а на полу лежит тело бабушки — все еще с легкой улыбкой на губах. Я зажимаю ладонями рот, чтобы не закричать.

Так похоже на мое видение в кухне.

Только теперь все взаправду.

Глаза у Джастина горят, сверкающие красные бионические линзы пульсируют от восторга, когда он шагает ко мне. В руках он сжимает портативный сканер ДНК — хочет убедиться, что у меня теперь дар тети Элейн. А за спиной у него стоит Мама Джова, как всегда, нагая и прекрасная.

Она здесь не просто так. Это моя первая минута в роли матриарха нашей семьи, и мое решение определит, как мы будем двигаться дальше.

Я знаю, что должна делать, но не знаю как. Это моя единственная возможность заставить разум Джастина покинуть тело и переселиться в модель «Ньюсапа».

Я гляжу на свою окровавленную ладонь, потом на Джастина — и за его плечом на Маму Джову в уголке.

Она дала рабам на плантации новую жизнь, когда использовала кровь, чтобы убить надсмотрщиков. Этого не смог повторить никто в нашей семье. Чистые колдуны могут только насылать чары при помощи своей крови, а нечистые — при помощи чужой. Ни у тех, ни у других не хватает сил, чтобы совершить то, что сделала Мама Джова. Так говорила моя мама. Эта способность и не чистая, и не нечистая, а нечто среднее.

Как и любая магия.

Наконец-то я понимаю, что имела в виду Мама Джова. Она сама постоянно путалась в решениях и вариантах. Боялась ошибиться, совсем как я. Но ведь когда выбираешь одно из двух, это не всегда значит, что решение будет или хорошим, или плохим. Просто есть два варианта, из которых надо выбрать один.

То, что сделала Мама Джова, чтобы спасти рабов, не имело отношения к чистоте и нечистоте. Как и мое решение не убивать Люка. В жизни нет таких четких категорий. А принадлежность к той или иной стороне совершенно не определяет, верно или неверно твое решение с моральной точки зрения.

Как сказала Мама Джова, на сей раз у меня нет двух недель на раздумья. Ровно миг.

За эту долю секунды я делаю выбор.

Магия — это несложно. Она всегда была и всегда будет лишь сочетанием крови и целеустремленности. Чистота и нечистота — это просто ограничения, которые мы сами на себя наложили. Дело не в том, что одно плохое, а другое хорошее. Мы сами определяем, какие мы, а наши колдовские практики тут ни при чем. И мне надо доверять себе настолько, чтобы знать: как бы я ни распорядилась своей силой, это будет во благо.

Чтобы объединить нашу общину, мне надо смотреть шире ярлыков «чистые» и «нечистые», которыми мы пользовались, чтобы держаться в стороне друг от друга. Мне надо выстроить иное будущее — с глубоким почтением к прошлому.

Мне надо самой стать чем-то новым.

Я протягиваю к Джастину руку и колдовством рассекаю себе предплечье с криком, от которого саднит горло.

Из моей ладони, из ладоней Кейши и Алекс, из бабушкиной мертвой руки на полу хлещут струи крови. Они свиваются в алый шнур и змеей обхватывают шею Джастина. Петля затягивается все туже — и перерезает ему шею слой за слоем, быстрее, чем я могу уследить. Алая, словно настой гибискуса, кровь брызгами разлетается в стороны, расплескивается по белому полу. Иден визжит так, что у меня звенит череп.

Глаза Джастина становятся пустыми, он падает на колени. Словно в замедленной съемке оседает на пол, вокруг идеального среза на шее растекается лужа крови. Голова откатывается в сторону и останавливается меньше чем в полуметре. Потом я слышу звук, который заглушает даже пронзительное верещание Иден. Так тихонько скулит пес, когда в одиночестве издыхает в канаве. Я поворачиваюсь — и вижу, как Люк застыл неподвижно и смотрит на мертвое тело своего покровителя.

— Прости меня, — шепчу я. — Я должна была сделать выбор.

Люк не обращает на меня внимания, его глаза прикованы к Джастину. По щекам текут слезы, и он с трудом выговаривает:

— Почему ты не послушала меня? Почему не придумала другой способ?

Я не знала, что все будет выглядеть вот так. Настолько взаправду. Джастин на самом деле не мертв, я это знаю, он заключен в пробной модели. Я не отняла у него жизнь — но это трудно осознать, когда смотришь на труп.