Кровь чувствовалась на языке жаром и медью. Меня чуть не стошнило, но затем привкус исчез, сменившись алой дымкой чьих-то воспоминаний.
Первые появившиеся картины имели сладкий острый привкус болотной мяты, профильтрованной через золотую сетку. Переулок сразу после рассвета; мое собственное лицо, на которое смотрят чужие глаза, мои волосы растрепались от бега, лицо уставшее и чуть ли не обиженное.
Это не то воспоминание, которое мне нужно. Я заставила себя вернуться обратно в свое тело и сделала еще один большой глоток «чая» Лили, снова укрощая кровь, мимо этих наполовину золотых воспоминаний во что-то более темное и намного менее знакомое.
Воспоминания, которые возникли в этот раз, ощущались серой горечью и на вкус были словно боярышник и ясень. Рябина и терновник сохрани меня, но я нашла, что искала.
Проглотив желчь, я снова набрала полный рот. Смесь крови и воды ундины обжигала губы, но мне было все равно; я должна проникнуть глубже, к тому, что ждет меня внизу. Так или иначе, я должна знать. Кровь почти замаскировала привкус роз, когда я задержала дыхание, цепляясь за воспоминания собственного тела, чтобы не раствориться совершенно.
В дополнение к моему собственному растущему ужасу я видела эти глаза и поняла, что на самом деле происходит. Я работала на Дэвина. Я была его служанкой и его любовницей и знала, что подразумевает этот взгляд. Когда он так смотрел, это значило, что кто-то списан как потери, кто-то уже мертв. И на этот раз это была я.
Дэвин все еще говорил, голос его становился все более и более отдаленным, по мере того как мои чары ослабевали.
Отказ больше не работал, и мое дыхание тоже, поскольку проклятие Розы ударило меня без предупреждения, вбивая меня все глубже в воспоминания наемного убийцы, которого Дэвин посадил мне на хвост. Воспоминания о смерти Розы и о моем превращении сплелись под воздействием проклятия воедино с неожиданной горечью той ночи, когда я последовала за народом моей матери в страну фэйри. Одна только тяжесть этого воспоминания была достаточной, чтобы погрузить меня еще глубже, пока я не утону в розовом тумане.
Меня ждали три смерти: я могла выбирать между удушьем, железом и пулей, и любая из них вернет меня домой, остановит мое сердце и прекратит боль. Все, что надо, — перестать бороться. Я могу вычеркнуть себя из игры, все может кончиться. Вероятно, я смогла бы продолжить сопротивляться, если бы проклятие не решило поиграть в грязные игры… Но, как сказала Лушак, это прекрасный образчик работы, и он стал сильнее, чем предполагалось, из-за моей собственной глупости.