Бывали, конечно, катаклизмы, приводящие к сбоям одних, ну, двух часов. Скажем, кто-то научится генерировать гравитационные волны и применит свое умение на безобидном хронометре. Другой придумает, как можно изменить потенциал ядерных сил и тем самым управлять скоростью альфа-распада радиоактивных изотопов. А как тут не поэкспериментировать на известном и хорошо зарекомендовавшем себя устройстве? В первом случае забарахлит один механизм, во втором — другой. Но чтобы разладилось сразу много устройств? — никогда. Потому и создавались часы на различных физических принципах, чтобы взаимно дополнять и контролировать друг друга.
К слову сказать, отклонения в показаниях различных хронометров не были большими — так, в пределах нескольких долей секунды. Для простого человека пренебрежимо малая величина. Однако для специалиста — катастрофа. Администрация музея вначале полагала, что виной всему технические неполадки обеспечивающих систем. Незадолго до этого, например, барахлила система микроклимата. Поскольку ответственность в таких случаях обычно возлагается на дирекцию, особого рвения в расследовании причин феномена проявлено не было. Зачем, когда виновник заранее известен?
Через некоторое время, однако, музейная администрация обратилась в Академию наук с официальной просьбой расследовать причины происшедшего. Специальная ученая комиссия также не смогла найти никакого логичного объяснения. Как обычно, академики утопили истину в море витиеватых фраз, надежно упрятав свой главный вывод: ни одно мыслимое воздействие не могло так изменить условия окружающей среды, чтобы разом разладить все часы. Члены ученой комиссии были солидными людьми, высокими авторитетами в своей области и не могли выставлять себя на посмешище, выдвигая сумасшедшие гипотезы.
Музей часов со всеми своими раритетами принадлежал царству порядка, и потому козачи озаботились происшедшим последними, когда кто-то из их числа перевел, наконец, на общечеловеческий язык то, до чего додумалась комиссия от Академии наук: хронометры зарегистрировали внезапное локальное изменение мировых констант.
Я не знаю, что сказать. Есть, правда, у меня смутное ощущение, что мой нуситский талант способен на нечто похожее, но я эти свои подозрения не высказываю пока никому. Даже ближайшим друзьям, чтобы не прослыть хвастунишкой.
Разговор как-то сам собой прервался на время. Шар принес новую банку, а в плошке особый деликатес на закуску — копченых червей — и развалился в своем любимом кресле, над подголовником которого укреплено странное сооружение, подарок Рока. Тусклый старинный циферблат часов. Вместо стрелок разъяренные змеи. Один из символов Роковской братии.
Шар, несомненно, великий человек, и я горжусь своей дружбой с ним. Я помню то время, когда он так же, как Толстяк, пришел к нам. Задавал вопросы. Давал дельные советы. Все намекал, что вот-вот покинет нас, но остался. Зона засасывает.
Кстати, я так и не знаю, что он собой представляет, и какие силы за ним стоят. Вырастила его какая-то маленькая община на Квартаре и почти в младенческом возрасте вытолкнула в большой мир. В Содружестве он получил блестящее образование, но как и в каких учебных заведениях — неизвестно. Много неспешно путешествовал, надолго останавливаясь в полюбившихся ему местах, и на добром десятке планет построил себе собственные роскошные жилища. Как здесь, в Зоне, что вообще ни в какие ворота не лезет. Приобрел массу знакомых и влиятельных друзей, весьма ценящих, как и я, его дружбу. За примерами далеко ходить не надо — даже Умник считает себя его учеником.
Каюсь, пробовал раз проникнуть в Шаровскую сущность, но тут же натолкнулся на его укоризненный взгляд. Нуситскими способностями, стало быть, он тоже не обделен. Извинился я тогда, и с тех пор питаюсь в отношении его одними догадками.
В ходе разговора я почувствовал, что Рок не в своей тарелке. Спрашиваю, что произошло. Он лишь отмахивается. Поясняет Мул: накрылись два Маяка. Целый Сектор выпадает из-под контроля.
Я давно знаю, что Рок из Простаков. И здесь, в Зоне, он не прохлаждается, а пашет как никто другой. Отчасти благодаря ему Серый на всякий случай перешел на подземный образ жизни. Сейчас Простаки спешно создают собственный звездный флот. Больше всего на свете Серый боится того момента, когда на звездных коммуникациях появятся неподвластные ему боевые корабли. На планетах-крепостях долго не просидишь. Победа всегда достается тому, кто наступает. Тому, у кого крепче воля к победе, а боевой дух выше. А велико ли желание воевать у тех останков Межзвездного Флота, которые сохранились у Содружества в результате многочисленных кампаний травли после Меритской войны?
От широкой общественности тщательно скрывается, что уже сотни звездолетов не контролируются центральными органами Содружества. Они принадлежат общинам, тайно поддерживающих Простаков. Пока тайно, потому что еще не время показывать свою силу.