Магия моего мозга. Откровения «личного телепата Сталина»

Рядом на тумбе установили настенные маятниковые часы в деревянном футляре. Здесь же рядом находились вторые весы, аналогичные по конструкции первым, но с большим масштабом градуировки шкалы: на +20 граммов и —20 граммов. Эти весы с самописцем не были связаны, и наблюдение за их показаниями велось только по шкале прибора — сотрудник лаборатории записывал, насколько отклонялась стрелка.

Поверхность стола перед В. Мессингом была покрыта белой бумагой, разграфленной на клетки, в которых находились различные предметы — спичечный коробок, спички, колпачок от ручки, листок из блокнота.

Испытуемый сидел на стуле перед столом, сложив руки на коленях. Лицо его было неподвижно, он часто, но размеренно дышал, достигая необходимой концентрации.

В. Мессинг сумел поочередно передвинуть все предметы, которые лежали на столе — их перемещение фиксировалось по направлению и пройденному расстоянию.

Весьма показательными вышли опыты с чашей весов.

Они повторялись неоднократно, не менее десяти раз. Чаша по желанию В. Мессинга или по моей просьбе поднималась то вверх, то вниз, совершая полную амплитуду движения, то есть от +5 граммов до —5 граммов по шкале прибора.

Опыт этот испытуемый проводил, стоя у стола. Весы закрывались футляром. Чаша (обычной формы полусферы) имела диаметр в пределах 50 миллиметров. Весы находились вблизи от кромки стола — испытуемый не касался столешницы, а руки держал за спиной.

Весы эти были очень чувствительны, и, чтобы убедиться в отсутствии влияния потока воздуха на чашу, Марсель закрыл их стеклянным колпаком. И в этом случае, как и без колпака, опыт проходил успешно — изменение положения чаши не только наблюдалось визуально, но и регистрировалось самописцем на бумажной ленте.

По словам испытуемого, телекинетические упражнения для него не являются основными по роду деятельности, поэтому, сказал он, не стоит ждать «особой натренированности». С другой стороны, и в случае телекинеза, и в случае телепатии мы имеем дело с одной и той же энергией мозга, но в разных проявлениях ее воздействия.

То есть суть проблемы именно в этой психофизической энергии. И если нам удастся разобраться в ее природе, это позволит объяснить все те феномены, которые имеют место.

После двухчасового перерыва часть опытов была повторена. При этом испытуемый подвергался длительному воздействию гостя института — ламы Норбу Римпоче, настоятеля монастыря Лха-дзонг, что в Тибете. Около часа его высокопреподобие ходил вокруг В. Мессинга, осеняя испытуемого руками, касаясь пальцами его головы и бормоча странные молитвы, которые буддисты зовут мантрами.

По уверениям ламы, тем самым душа и разум В. Мессинга «выйдут за пределы черепа, объемля вселенную и познавая семь счастливых драгоценностей…»

Из отчета В. Мессинга:

«От ламы исходила большая психическая сила, и я видел, как он кивал одобрительно, шаря в воздухе вокруг моей головы и бормоча, как перевел толмач: «Очень хорошая аура, светлая.»

Пара музыкантов, прибывших с ламой, молчаливых и диковатых, сидели в углу, прямо на ковре, и тихонько наигрывали — один на дудке и крошечном барабанчике, а другой меланхолично ударял маленькими металлическими тарелочками, звон которых не гас целыми минутами.

С жаровни — еще одного инструмента ламы — тянуло ароматным дымком, и я, постепенно цепенея, впал в транс. Может, то состояние, которое я испытывал, будет неверно называть трансом, но других слов не подберу.

Я и был, и не был одновременно, ощущая очень странное, скорее неприятное чувство нервного взрыва. Я будто бы покинул телесную оболочку, и моя душа заполнила весь мир — я видел свое тело, бритоголовых музыкантов в оранжевых накидках, сухонького ламу в смешной шапке с гребнем, профессора Ости.

Я видел весь Париж, одновременно зрением человека, гуляющего по бульварам, и с птичьего полета. Я видел весь мир, я мог греть руки, катая в ладонях далекую звезду, и отряхивать с волос туманность.

Я все понимал, вот только перевести открывшиеся мне истины на человеческий язык не получалось — речь не могла вместить их. Это было все равно, что описать радугу, пользуясь черным и белым цветами.

Я все мог — и ничего не хотел, как пресытившееся божество. Для меня не существовало тайн и загадок, я видел прошлое и будущее — как мои далекие предки изгоняли саблезубого тигра из пещеры, как египтяне складывали великую пирамиду, как неустрашимые викинги подплывали к берегу и весело скалились в предвкушении разбоя, как бесшумно гремели пушки под Аустерлицем. Как в дыму и пламени сойдутся сотни танков близ какой-то русской деревушки, как взлетит громадная ракета, как медленно и грозно восклубится «гриб» чудовищного взрыва.

Я был везде и нигде, легким усилием мысли материализуясь там и тогда, где и когда хотел.

Трудно сказать, сколько прошло времени.

Мне показалось, что минула вечность, пока я не «сдулся», не вернулся в крошечное человеческое тело.

Очнувшись, я узнал, что минуло всего пятнадцать минут. Марсель Ости был бледен, у него по щеке текла кровь.