Марионетки, жулики пришли на смену.
Но, вопреки их дикому «ура»,
Упорно продолжаем созиданья тему
И не лепечем робко: «Нам пора».
Пусть в Лету канули иллюзии почтенья
И хаос, тьма сменили колорит,
Мы стоя сохраняем гордое терпенье,
Пока над всеми черномор кружит.
Правда каплей дёгтя
Увидел, почернев с тоски,
Россию, взятую в тиски.
…Но я, отжав тоску и слёзы,
Сказал (в платок): Мужайтесь, россы!
Гл. Горбовский
Кто вы? Огородники? Дачники? Охотники?
Рыбаки-любители или грибники?
Холуи. Охранники вечных воров-странников,
Что в любом краю всегда только чужаки.
Сколько средь двурушников ельцинских прислужников?
Сколько вас, убогие, верящих словам?
Сколько средь защитников тех измен зачинщиков
Веселятся внаглую: «Судим по делам»?
А дела-то аховы: без креста распятую
Превратили Родину в жуткий полигон.
Кто там жарко молится на колонну пятую?
Кому люб предательский воровской притон?
Со злорадством гибельным единицы борются,
Прорастают колосом среди сорняков.
Остальные думают, что ещё отмоются.
А пока опора всех лишь на стариков.
Эх вы, горемычные! Правят бал наличные.
На земле разграбленной все вы – должники.
В Доме за хозяина торгаши обычные.
Зайцы вы и кролики, наши мужики.
У бездны на краю
Не слишком долго ли стоим
У самой крутизны?
Нам шепчут: путь необратим,
Следят со стороны.
Туман скрывает окоём
И всей разрухи вид.
Из лжи историю плетём,
Творим свой суицид.
Горит отчаянье огнём,
Не спрятать жгучий стыд.
Насильем полон отчий дом,
А страх молчать велит.
Живуч крушения экстрим.
Страна – чей полигон?
Перемешали чей пурим
И наш церковный звон?
Породу подлую взрастив
Из грязи и дерьма,
Породу подлую пустив
В святые терема,
Злодейства беспредел испив,
Доходим до ума.
И отступаем мы на шаг,
А может, и на два:
Да, осквернён могилой флаг,
Но Родина жива.
Чудаки-простаки
Удивительно, но мы
Всё играем в поддавки.
За беспечность – нам награда,
За доверчивость – доплата,
За отсутствие ума —
Тяжела у нас сума.
Полон кошель преступлений
За бессмысленность решений,
Полон кошель поражений,
Хотя вроде нет сражений.
За надежду на «авось»
Сколько сраму набралось!
Нет, народ мы боевой,
За других вступаем в бой:
То французам подсобим,
То прибалтов оградим,
То вьетнамцам помогаем,
То болгар освобождаем.
От фашизма мир спасли,
Лишь себе не помогли:
От бандитов-интернаци
Пока нет достойных акций…
Мы ко всем – всегда с любовью.
И за это платим кровью.
Мы забыли: кровь – священна,
Не вода, не сок, не пена.
Мы, конечно, чудаки,
Мы, конечно, простаки,
Мы не видим, кто враги.
Белая ворона
Злобно бесы надо мною
Кружат без утайки,
Лихорадкой золотою
Гонят дурней в шайки.
Словно поле долго родит
Лопухов безбрежье.
С наслажденьем фильм мой горький
Смотрит зарубежье.
То не бесы ль подсказали:
Разделяй и властвуй,
Нагло, с хохотом кричали:
Грабь её и царствуй!
Не шакалы ли сбежались
Править снова тризну?
Не иуды ли нажрались,
Растерзав Отчизну?
Словно море перекрыли,
Разодрав на части.
Так меня почти убили
Бесовские власти.
И не богатырь великий
Подняв меч, ждёт боя.
Я сама прерву гвалт дикий,
Беспредел разбоя.
Я как белая ворона
Всё мир удивляю:
Я опять без крика, стона
Молча выживаю.
Силы собираю.
Увы!
Нафантазировала я.
Нафантазировала
Что даст зимой плоды лоза,
Что вновь гляжу в твои глаза.
Нафантазировала я.
Иду по лезвия ножа
От ветра свежего дрожа,
Иль от желанья устоять,
Иль от боязни увидать.
Забыла долгих лет поток,
Сдаю прилежно свой урок.
Пройти б достойно горький путь,
Нигде с дороги не свернуть.
Нафантазировала я…
Нет, мне не изменить себя.
Любовью украшаю путь
Той жизни, что скрывает суть.
Да и в магический кристалл,
Где скрыт навечно идеал,
Увижу лишь за далью даль,
Ни встреч, ни взгляда, как ни жаль.
Нафантазировала я.
Но всё живёт печаль моя.
Обретение
Не я ли, создавая ваш фантом,
Оставила лишь рыцаря доспехи?
О сокровенном, самом дорогом
Молчу, скрывая горечь той потехи.
Вы ж были маг, волшебник, эскулап,
Сжигали во мне комплексы болезни,
Спасали. А глядели словно раб,
Даря сюжет для творчества, для песни.
Той, журавлиной, что случится в срок.
Не сразу. Через время постиженья.
Так, выждав, на курок нажмёт стрелок
И превратит миг вспышки в озаренье.
Я виновата? Мне идти под суд?
Стоять пред любопытною толпою?
Воображение – вне пересуд.
И я сама вершу суд над собою.
Опять пришла холодная зима.
Опять тоска стучится в мои двери.
И двадцать лет – почти как у Дюма —