Магия Терри Пратчетта. Биография творца Плоского мира

Терри вошел в новое десятилетие как автор бестселлеров, но не вызывало сомнений, что собравшаяся вокруг него команда предвидела новые успехи в будущем[187]. В 1990 году статус Пратчетта, вероятно, превосходил его культовость, и самые разные люди – из всех областей жизни – говорили, что являются его поклонниками. Его рекламная команда напряженно работала над реализацией своего плана, и очень скоро биографические очерки о Пратчетте стали появляться в The Times, The Sunday Times и The Daily Telegraph, а также в обычных тематических журналах. Конечно, романы-бестселлеры – это очень хорошо, но карьера начинает двигаться вперед, когда твое имя появляется в воскресных приложениях. В начале года женщина по имени миссис Дугал написала в The Sunday Times с просьбой порекомендовать юмористические книги для ее детей, чтобы они могли почитать их во время каникул. Газету тут же наводнили письма фанатов Терри Пратчетта, называвших его романы, и две трети всех советов были рекламой «Угонщиков» или «Плоского мира».

Годы, последовавшие за увольнением и переходом на полный писательский рабочий день, стали неправдоподобно продуктивными, и многие новые проекты принесли плоды в начале новой декады. В 1990 году Gollancz и Doubleday вместе опубликовали пять новых романов – максимальное количество за один год. «Землекопы», продолжение «Угонщиков», сделали погоду в апреле, за ними последовали «Благие знамения» в мае, в августе вышла короткая новелла «Эрик», а в сентябре – заключительная книга трилогии про номов – «Крылья». Ну и в завершение, во время рождественских праздников, на прилавках книжных магазинов появился роман из серии «Плоский мир» – «Движущиеся картинки». Кроме того, Терри написал три коротких рассказа для разных публикаций и антологий, а также сделал книжный обзор для The New Scientist. Выглядит перебором, но аппетит на новые книги Пратчетта продолжал расти.

То был период растущей славы Пратчетта: за десять лет он шаг за шагом добрался от чудаковатого автора фантастики до писателя, ставшего национальным достоянием. Каждая следующая книга продавалась лучше, чем предыдущая, что, в свою очередь, приводило к новым интервью и упоминаниям в прессе, дружеским советам почитать его книги и очеркам о его работе, что гарантировало успех следующей книги. Эта восходящая кривая будет – в большей или меньшей степени – подниматься вверх до конца его жизни. К тому же он все лучше держался на публике, научился обходить неудобные личные вопросы во время интервью и не говорить противоречивых вещей или слов, которые кто-то мог вырвать из контекста. Благодаря своему журналистскому прошлому Пратчетт знал, как выдать лучший результат, и заранее заботился о том, чтобы каждое интервью было приправлено шутками и цитатами, и они часто получались такими же удобными для цитирования, как романы. Конечно, он готовился к ним заранее – щедро раздавая дополнительный «лимонный шербет». Оборотная сторона состояла в том, что любая кампания Пратчетта в прессе неизбежно включала взаимозаменяемые интервью, и требовался опытный репортер, чтобы пробить тщательно выстроенный фасад и выдать нечто новое.

По мере того как слава Пратчетта росла, в прессе стали появляться совершенно полярные мнения о его книгах. С одной стороны, поклонники Терри, те, что читают, забывая о черепахе и слонах, и даже между шутками, инстинктивно увидели, что Пратчетт строит сложный, вызывающий ассоциации мир человеческих ценностей и тепла. Часто статьи о его книгах в крупных газетах получались столь же восторженными, как в жанровых журналах, таких как SFX и Locus, и авторы обзоров сравнивали его с Диккенсом и Вудхаусом, а не с Толкином и Дугласом Адамсом.

С другой стороны, имелись сбитые с толку успехом Пратчетта критики, которые отмахивались от него как от любителя и литературного поденщика, вызывающего восхищение ничего не понимающих троглодитов. Даже те критики, что наслаждались его романами, часто хвалили его, сопровождая свои отзывы насмешками в адрес типичной аудитории Пратчетта.