Магия в стиле экстрим

Взгляд блуждал по комнате и останавливался на любимых вещах. Даже сквозь боль сознание продолжало воспринимать окружающую обстановку, акцентируя внимание на малозначительных деталях. Очень странное свойство. Сколько завитков на кованом ободе большого напольного зеркала? Никогда ранее не обращала внимания, что любимое Амораном кресло имеет ножки в виде львиных лап, а на комоде не хватает одной ручки. Чтобы хоть немного отвлечься и вырваться из тесной комнаты, я слушала тяжёлые шаги отца за дверью, их немногословный диалог с некромантом. Маги обсуждали будущие уроки и знали, что ученица прислушивается. Аирель пытался потихоньку проникнуть сквозь щиты и прощупать моё состояние. Но единорог наложила на спальню хитрую защиту, непроницаемую для магов, по крайней мере, если не ломиться напролом. Даже некромант не мог найти лазейку, пока не мог. Аирель отвлекал себя тем, что пытался распутать сложный узор и найти слабое место. Что ж, не буду ему мешать.

Я мысленно тянулась к Аяне в её звериной ипостаси и вдыхала вместе с ней дурманящий запах крови. Новая добыча билась в предсмертной агонии и по гибкому телу оборотня бежала сладкая дрожь. Ещё одна отнятая жизнь и краткий миг забытья, мгновение без гнева и бушующих эмоций. Впервые Аяна вынуждена идти наперекор своим желаниям, она уже не контролировала ситуацию со мной. Растерянность превращалась в неуправляемый гнев и бешенство. Единорог сражалась с собственными демонами, как могла. Вместе с Аяной я поймала последний удар сердца оленя и выпустила мёртвую добычу из пасти. Шершавый язык слизывал кровь с разодранного горла жертвы, но оборотень бросила оленя и ушла купаться в лесном ручье. Чуткие уши прислушивались к звукам леса, залитого ярким лунным светом. Аяна ощущала моё внимание и нервничала. Нехотя оставлю её и переключусь на Аморана.

С момента его пробуждения, которое контролировалось от начала и до конца, меня немного пугали мысли любимого мужчины. А теперь я слушала его глухую тоску, она мне тоже нужна, как и бесконечная любовь. Единственное что не нужно сейчас, так это жалость и вина. Пожалуйста, милый, ты делаешь мне только больнее, когда изводишь себя. Человек ощущал отголоски моей боли и метался в тесном коридоре, потому что знал, что всё муки ради него. Он звал меня — единственную родную кровинку во всем мире и шрамы на груди потеплели. Безумно приятное ощущение родного тепла, когда долгое время не чувствуется больше ничего, кроме боли и холода.

— Только позволь увидеть, хоть на мгновение, — шепчет Аморан, уткнувшись разгорячённым лбом в дверь спальни. Ладони сжаты в кулаки, но он просит, а не требует.

— Хорошо, — наконец, сдалась я и чуть расслабила щиты, — но только ты один.

Двери распахиваются на миг и с грохотом захлопываются за спиной у человека. Аморан в несколько больших шагов преодолевает расстояние между нами и замирает у постели. В его расширенных зрачках живёт нестерпимая боль, не телесная, нет. Боль души терзает любимого мужчину.

— Почему ты не исцеляешься?

— Не могу, — хрипло отвечаю я. Разговаривать становится так больно, что приходится переходить на мысленный диалог.

— Но ведь эта тварь сжирает тебя заживо! Ты погибнешь!

— Нет, по крайней мере, не сейчас. Ей тоже что-то нужно от меня и савия не выпьет донора досуха, пока не получит то, что необходимо.

— Что может хотеть трава?

— Знаешь, мне кажется, в ней просыпается некое подобие разума.

— Ну, почему это происходит с нами? За что нам отмеряно такие муки? — шепчет человек, а я смотрю на него в удивлении.

Мыслями о преднамеренности событий мне ни с кем делиться не хотелось. Неужели человек начал тоже об этом задумываться? Или это крик отчаяния и бессилия? Аморан опустился на колени рядом с ложем и протянул ко мне руку.

— Нет! Не смей! — пыталась остановить человека и отчётливо понимала, что не успеваю.

Контакт с савией очень болезненный даже магу, а для человека невыносимый. Чем обернётся простое и естественное желание мужчины коснуться любимой женщины? Сейчас невозможно прикоснуться ко мне и не затронуть савию. Ладонь Аморана неумолимо приближалась. Я дёрнулась в путах, пытаясь отодвинуться, и закричала от острой боли. Пальцы человека зацепили шевелящиеся ростки савии. На долю секунды наши глаза встретились. А потом его откинуло далеко назад, словно от разряда оглушающей силы. Человек забился в конвульсиях, на губах выступила пена. Я звала на помощь, срывая голос, убирая щиты. Звала отца, Аиреля, Аяну, кричала мысленно и вслух. Видела судороги Аморана и ничем не могла помочь, даже пошевелиться. Со всех сторон обступила липкая паника, страх затруднил дыхание, сознание помутилось.