Магия вне закона

— Это Обитель, — пояснил Коннор, одним рывком открывая дверь микроавтобуса. — Добавь ее в список и отвези в изолятор — приказ капитана Леннера. И чтоб через пятнадцать минут здесь не было ни одного заключенного. Приедут журналисты, начнут все разнюхивать, а нам не нужна лишняя огласка. Эти маги — заключенные, и для гражданских они до сих пор сидят в тюрьме. Увези их отсюда, сегодня нам больше не потребуется помощь тринадцатого резерва.

— Изолятор не резиновый, Коннор. — Страж вытащил из внутреннего кармана военного камзола кожаный портсигар, достал новую сигарету, закурил и мрачно посмотрел на следователя, затем на меня и на автобус за его спиной, судя по всему принимая непростое решение, что же со мной, с несчастной такой, делать. — Ну ладно,

— наконец разрешил страж, пропуская Коннора. — Проводи ее внутрь. Я что-нибудь придумаю.

Я дернулась и, отшатнувшись от цепких пальцев, которые намеревались схватить меня за кофту, нагнулась и сама забралась в салон, выискала свободное место во втором ряду и плюхнулась на жесткое сиденье, игнорируя обращенные на меня взгляды заключенных с тринадцатым резервом магии.

Коннор тут же захлопнул дверь и, перекинувшись парой слов с лишенным каких-либо эмоций стражем в очень непонятном камзоле с яркой росписью узоров на лацканах, который вроде как положен по статусу только капитанам, направился обратно к огороженному черными лентами участку дороги. Я проследила за ним в приоткрытое окно и со вздохом отвернулась. Как ни печально это признавать, но после нескольких дней свободы рядом с Леннером я начала забывать: каково это — вернуться обратно к жизни заключенной. Впасть в уныние не давала лишь мысль о пересмотре моего дела. Глупо надеяться на досрочное освобождение, я и не надеюсь, но если верховный маг на службе конгресса выступит на суде в мою защиту, то пожизненный срок вполне вероятно снизится до определенных лет. Возможно, до двух или трех лет строгого режима. Три года… А выдержу ли я еще три года? Ответ настолько очевиден, что хочется закрыть глаза и закричать.

— Не знала, что из Обители начали выпускать заключенных, — фыркнула сидящая впереди меня девушка. — Мошенников и налогонеплательщиков им не хватило, и они решили подсадить к нам убийцу?

— Майя! — одернул ее парень с дредами. Худой, в поношенной одежде. — Не нагнетай, мы все здесь в одной лодке. Может, она такая же карманница, как и ты.

— Ну да, ну да. В Обители же каждый второй карманник сидит.

Я прислонилась лбом к холодному стеклу. Отличное начало.

— Если ты не заметил, Зак, то наша лодка тонет! — вмешалась в разговор женщина. Лет пятидесяти. Тоже с тринадцатым резервом и путах на руках, как у всех здесь присутствующих. — Мне одной кажется, что все мы скоро сдохнем, а?

— Хлоя уже не вернулась, — всхлипнул кто-то позади меня, — и Дин пропал, и Эйдан.

— Не велика потеря, — не особо разделяя всеобщее горе, девушка с переднего сиденья флегматично махнула рукой. — Им уже все равно никто не поможет. Только могильные черви и толстые белые опарыши.

Обстановка вокруг царила не располагающая к беседе. Я с удивлением огляделась. Заключенные нервничали, спорили друг с другом, нарывались на скандал и с жаром обсуждали стражей. Про меня забыли ровно через секунду, как автобус тронулся с места.

На трех передних сиденьях теснились молодые девушки, черноволосые, худенькие, с бледным оттенком кожи и ярко-выраженным северным акцентом, скорее всего сестры, и уж точно не местные. Такие обычно приезжают в столицу на заработки и очень часто попадают в исправительный центр. Что поделать? Многие иногородние не справляются со столичным налогом в тысячу штергов.

Я перевела взгляд на прильнувшую друг к другу парочку передо мной. Парень с дредами и его подружка Майя — скандальная особа, подливающая масло в огонь своими едкими комментариями.

Слева от меня, накинув на голову капюшон, сидел молчаливый мужчина в обтягивающих джинсах и потрепанной серой толстовке. Он не прекращая стучал покрасневшими костяшками пальцев по стеклу и нервно дергал одной ногой. Заметив на себе мое пристальное внимание, он сплюнул под ноги, прямо в салон, и одарил меня неприязненным красным взглядом с потрескавшимися капиллярами.

Я поежилась. Больной какой-то. Про таких обычно перешептываются бабушки у подъезда и, тыча в них пальцами, кричат в спину «наркоман!».

Я непроизвольно отодвинулась к двухметровому толстяку на соседнем сиденье. Он хрюкнул и, высморкавшись в рукав, картаво пробормотал:

— Привет, я Хьюн.

— Тэс, — через силу улыбнувшись, представилась я. — Привет…

Он снова хрюкнул.

— Давно сидишь? — поинтересовался толстяк, шумно вытирая сопли и размазывая их по своим грязным бриджам.

Я подавила тошнотворный комок.

— Год, примерно.

— Год? А говорят, в Обители долго не живут.

Я промолчала.

— Если только не умеют хорошенько отсасывать, — толстяк заржал, брызгая на меня слюной. — А ты, видать, мастерица от бога!

Я с тихим стоном протерла лицо и снова пододвинулась к наркоману.