— Я дам тебе две недели выходных, — серьезно пообещал он, — четырнадцать дней без пряток и стражей. За это время ты должна успокоиться и прийти в норму. Сейчас ты прячешься лучше, чем большинство заключенных в этой тюрьме. Всего за год ты запомнила несколько тысяч ходов. Это мало для Обители, но много для женщины с тринадцатым резервом. Через несколько лет станет проще, ты освоишься и перестанешь нуждаться в моей помощи.
Я покачала головой.
— Несколько лет… Я не знаю, чем закончится завтрашний день, а ты говоришь про какие-то несколько лет.
Йонас издевательски наклонился и чмокнул меня в разодранную от ремня щеку.
— Ты моя сладкая, — еще большей язвы, чем Йонас, я не встречала. Никогда!
Каждое его слово было пропитано агрессивной иронией. — Ждешь моего сострадания и утешения? Не выйдет. Я старше тебя на триста лет, а женские слезы, вроде твоих, вызывают у меня неконтролируемое желание выдавить глаза, из которых они текут. Поэтому либо ты, Рейтли, играешь по моим правилам, пока у меня не иссякло желание помогать ошибкам системы, либо проваливай отсюда и подыхай под каким-нибудь стражем без криков о помощи.
Я отшатнулась и, помедлив, опустила глаза.
Основатель хмыкнул.
— Вот так-то лучше, — похвалил он и, приобняв меня за талию, повел по коридору вперед через потайные ходы к моей пожизненно-тюремной камере.
ГЛАВА 14
Первая ночь в изоляторе прошла в кошмарах. Ничего другого я и не ожидала — мрачная камера не то место, где должна сниться цветная радуга или белые единороги с крыльями. Проснувшись утром, обнаружила, что до сих пор лежу на полу со смятой бутылкой в руке. Они издеваются?! Здесь каждый день дают снотворное? Если да, то это совсем не радует. Даже в Обители я отказалась от седативных препаратов. Лучше быть в трезвом уме, так больше шансов выжить и справиться с ситуацией.
— Ты что-то совсем приуныла, рыжая, — чернокожая южанка уселась рядом и, толкнув меня локтем в бок, протянула не распакованный ланч-бокс с едой. — Чего не ешь? Завтрак еще час назад принесли. Понюхай… м-м-м… вкусно ведь пахнет. На держи.
— Спасибо, — я с благодарностью посмотрела на магичку, которая, как и Ксения, не производила впечатление заядлой уголовницы. В чем интересно ее обвиняют? — Просто… — я со вздохом отложила ланч-бокс, — ничего не хочется, понимаешь? Наверное, голод накатит позже, — как это обычно и бывает, когда сходит апатия, — а сейчас от любых запахов тошнит.
Из дальнего конца камеры хмыкнул Зак.
— Вот везет же тебе, блин! — с набитым ртом проговорил он. — Я каждый день просыпаюсь и жрать хочу, как медведь, а нам эти паршивые сосиски подсовывают и горох недоконсервированный. — Парень брезгливо поковырялся пластиковой вилкой у себя в контейнере. — Кажется, у него срок годности вышел сотню лет назад. Что это за пупырки на горошинах?
Я приоткрыла ланч-бокс. Действительно — две переваренные сосиски и сомнительный консервированный горошек. Мд-а… я лучше поголодаю денек-другой.
— Хочешь? — я показала Заку на свой контейнер. — Я просто не люблю… горох.
— Смотрите, какая неженка нарисовалась! — Майя подхватила принесенный южанкой контейнер и, проигнорировав мое возмущенное: «з-з-э?», подцепила горошину и отправила ее себе в рот. — В Обители небось все бы схавала, а тут выпендриваться начала. Может, тебя наша компания не устраивает? Ну, конечно, кроме Зака, — она коварно усмехнулась и, наклонив голову, сморщила носик. — Ты его прям глазами раздеваешь.
— Прости? — я поперхнулась от ее слов. — Кого я раздеваю?
— Зака! Все видят, как ты на него смотришь.
Я остолбенело открыла рот. Какой к черту Зак? Единственного человека, которого бы я раздела глазами, сейчас здесь нет, и вообще, я запретила себе думать про Леннера, поэтому никого я раздевать не хочу!
— Ты это серьезно? — отойдя от шока, я перевела взгляд на жующего парня с дредами — Прости, Зак, но ты не в моем вкусе.
Зак равнодушно пожал плечами.
— Да ничего, — прочавкал он, откусив половину сосиски, — мне тоже нравятся девушки… другого типа.
— Красивые и стройные? — промурлыкала Майя, вешаясь ему на шею.
Я не сдержалась:
— Самовлюбленные и легкомысленные.
Южанка, сидящая рядом, прыснула от смеха.
— Лживые и лицемерные, — добавила она. — А еще легкодоступные, на каждого стража здесь вешается. Доиграется. Либо Зак ее убьет, либо стражи.
— О чем это вы? — Майя обернулась, прерывая наши тихие перешептывания. — Меня обсуждаете?
Она нахмурилась и, заметив на наших лицах подрагивающие улыбки, чуть не захлебнулась своим собственным ядом.
— Два фрика! Одна чернокожая, другая шизанутая! Решили сплотиться против меня?
— Тебя это удивит, Майя, — спустила ее с небес я, — но ты не центр нашей вселенной.
— Зато ты центр вселенной Зака, — тут же поддержала меня южанка. — Да, Зак? В твоей вселенной есть место для Майи?
— Угу, — он что-то нечленораздельно пробормотал, доедая горошек из моего контейнера. — У меня для нее есть не только центр.