И пусть выиграет сильнейший, на счет три мы побежали каждый к своим препятствиям, и первым на моем пути оказались подвесные бревна на цепях, нужно было идти по ним, но они так раскачивались, что на первые два бревна ушла целая вечность, вот бы Корфа сюда, это не балас в ноги кидать. Граф тем временем уже полз под колючей сеткой. Мне нужно нагонять. Я преодолела последнее бревно и растянулась на брусчатке, перебирая руками и ногами, ползя вперед. Затем я повисла на руках и стала перебирать ими перекладины, потому что подо мной разлилась черная жижа, заменяющая пропасть. Мышцы на руках болели, но как же мне было здорово, никакие балы не заменят этих ощущений.
Я не смотрела на «противника», но понимала, что приду последней. И ведь это не конец. Выпутываясь из сетки, я пару раз оступилась, и услышала, как граф смеется, взглянула на него. Он висел вниз головой на предпоследнем препятствии и веселился над тем, что происходило в этот момент со мной. А происходило нечто непонятное, чем больше я выпутывалась, тем больше запутывалась. В итоге я сдалась, потому что не могла пошевелить ни рукой не ногой, завернувшись в замысловатую позу.
И сеть меня отпустила, я приземлилась на мягкое место, так и не поняв, как это сработало. Я решила схитрить и пробежала мимо препятствий прямо к столу с орудиями. На них валялось много всего, но я услышала:
— Так ты еще и жульничаешь? — Уильям спрыгнул с перекладины и побежал в мою сторону.
Время на раздумье закончилось, я схватила деревянный меч и встала в оборонительную позу. Покрутив его вокруг своей оси, по леву и правую стороны от меня.
— Я всего лишь проявила военную тактику, — победно произнесла я.
— Ты вовсе не победила, это лишь начало, — он поднял палку, валявшуюся в стороне, короче копья, но длиннее швабры, и пошел в наступление.
Конечно, он бил не в полную силу, и часто дразнил меня, от чего я впадала в большее бешенство и даже пару раз легонько его задела, но вскоре ему надоело забавляться, и он одним ударом выбил у меня меч.
— А теперь давай по серьезному, — твердо сказал он, делая минутную паузу, чтобы я отдышалась — хочу быть уверен, что ты можешь за себя постоять.
— Разве мне это может пригодиться?
— Ты знаешь ответ не хуже меня. Кто-то хочет тебе навредить.
— Ты серьезно беспокоишься за меня?
— Более чем, — ответил он.
— Но почему? — что я одновременно хочу и боюсь услышать от него?
— Вероятно, потому что тебя по ошибке считают сильнейшим магом, — как-то невесело усмехнулся.
И я усмехнулась в ответ, он понял мой вопрос по своему, может это и к лучшему. Но пауза подошла к концу и Уильям сделал выпад, а я шарахнулась назад, словно от огня и взвыла не на шутку. Почти упала, но меня подхватил граф. А из моей правой ноги торчали мелкие кусочки битого стекла. Он выругался, и взял меня на руки.
— Потерпи, я убью виновников собственными руками.
— Кто мог знать, что я буду шастать тут босиком…
— Мне плевать, но я этого так не оставлю, очень больно?
— Нет, самую малость, — скрывая боль, ответила я.
— Прости.
— Тебе не за что извиняться.
— Мне за многое стоит извиниться, начиная с того, что пошел на поводу у короля и затеял этот дурацкий смотр.
— Там было забавно.
— Серьезно?
— Расскажу как-нибудь в другой раз, сейчас не очень получается сосредоточиться.
— Конечно.
Уильям быстро поднял меня на второй этаж и толкнул ногой дверь в свою комнату.
— Здесь есть все необходимое, — пояснил он, хотя я молчала.
Посадил меня на кровать, принес тазик, бутылку и баночку с мазью. Как ребенок, получивший травму, я молча наблюдала, и даже не хныкала.
— Сейчас будет неприятно, терпи.
Он откупорил бутылку, я была готова, что он обольет мне ногу, но он сперва выпил сам, и не мало. И пока я снова удивлялась, он полил на ногу.
— Аааай!
— Я же сказал, потерпи.
— От этого легче не стало! — я выхватила у него бутылку и сделала глоток, ох, мне так обожгло горло, что я закашлялась и даже прослезилась, — мерзость.
— Согласен. Энн, осталось дело за малым, — он ушел в смежную комнату, и вскоре вернулся с небольшими щипчиками, — нужно удалить осколки.
И почему мне достаются все беды.
— Можешь начинать, я уже привыкла терпеть боль.
Он взял мою ступню теплой рукой, и осторожно расположил ее у себя на коленях. Я так сжала челюсть, что она хрустнула. И речи быть не может о неловкости, когда так больно. Я героически держалась первые три осколка, а затем все же всхлипнула. Уильям не отвлекался, толи не хотел видеть мои слезы, толи старался быстрее избавить меня от стекляшек. За то и другое я была благодарна ему. Я пригубила еще дважды жуткий напиток, что так же осталось без комментария.
Осколки были извлечены, и Уильям нанес на ранки мазь, на мои возражения, что я могу сама, он лишь отмахнулся. Что-то поздно я спохватилась, что вообще-то могу и сама справиться с ранами. Он так бережно ко мне прикасался, боясь причинить новую боль. Я видела, как его гложет вина за случившееся, хотя я его вовсе не винила.