Магия воздуха

Как я могла на него сердиться? Как могла думать о тех мрачных моментах, когда он сидел передо мной целым и невредимым, подняв лицо вверх? Его глаза сияли, морщинки вокруг глаз углубились от смеха, и он запрокинул голову назад.

Вскоре у меня по щекам побежали слезы. Жар скапливался у меня в животе и заползал в кончики пальцев. Я хотела сидеть здесь вечно.

– Нет ничего прекраснее, чем видеть тебя такой, – сказал он.

Мой смех резко утих, когда наши взгляды снова встретились. Я сглотнула. Больше никаких следов веселья в его движениях не осталось.

Я осторожно вытерла щеки. Сопротивлялась, но ничего не могла поделать с лицом Нийола, которое вторглось в мои мысли, как предостережение.

Ты мог бы видеть меня такой каждый день. Если бы не вытоптал в грязи все, что я к тебе чувствовала.

Слова застряли у меня в горле. Чувствовала. Его присутствие. Черт побери.

– Нам нужно идти, – услышала я, словно со стороны, свой голос.

В его глазах была боль. Он снова заглянул внутрь меня и сразу понял, в чем дело.

– Мне очень жаль, – прошептал он после небольшой паузы. Я только покачала головой. Не сейчас. Не знаю, когда, но, пожалуйста, не сейчас.

Мы молча расплатились и вышли из кафе. Еще несколько минут назад я держала его в объятиях, ощущая его пульсирующее сердце на своем. Теперь мы шли по улице, и, хотя между нами было всего лишь едва заметное расстояние, все же это были целые миры, которые разделяли нас. Я стиснула зубы и сосредоточилась на том, что Фос просил нас сделать.

Мы пошли обратно к берегу, где тем временем между яхтами появились разрозненные гондолы. Согласно Google картам, наш пункт назначения находился там, где река впадала в лесное озеро, что означало, что они были самым быстрым средством передвижения. Хотя и не самым незаметным. Взгляд пожилого гондольера задержался на нас на мгновение дольше, чем нужно. Мы поспешно втиснулись в последний ряд между двумя особенно большими мужчинами в солнечных шляпах и с картами города на коленях.

Поверхность воды сверкала в солнечном свете, миллионы маленьких бриллиантов плясали на ней, двигаясь мягкими волнами и снова останавливаясь. Вода была прозрачной и мирной, совсем не похожей на бурное темно-синее течение в районе Идор. Можно было увидеть водоросли на дне и даже несколько рыбешек.

Уилл опустил голову. Здесь было так тесно, что наши бедра были прижаты друг к другу. Я не могла сопротивляться приятному теплу, которое пронизывало меня насквозь. Я бы с удовольствием избавилась от его влияния на меня. Или погрузилась бы глубоко в параллельный мир, где все было по-старому и я никогда не узнавала, что он с Нийолом заодно.

Было безумием, что я тосковала по Тессаректу, хотя в тот момент это время казалось мне худшим в моей жизни. Уиллу удалось заставить меня почувствовать что-то кроме боли в разгар этой катастрофы.

– Мы сделаем небольшую остановку, уважаемые господа!

Хриплый голос гондольера вырвал меня из мыслей. Я подняла глаза. Лодка замедлила ход и немного отклонилась от маршрута. Мы направлялись прямо к небольшому островку, заросшему сорняками. В его центре, весь в нежно мерцающей белизне, возвышался рассказчик. Низко надвинув огромный капюшон на лицо, он сидел, сложив ноги, посреди зелени. Улыбка играла на его узких губах, остальное было не чем иным, как тенью.

Разговоры на лодке стихли, когда все повернули головы к нему. Уилл вздохнул, явно раздраженный задержкой, но меня пронзило возбужденное покалывание.

Мало того, что разнообразный растительный мир и архитектура в четырех районах очаровали меня, рассказчики также внесли большой вклад в магию, окружавшую Тессарект. Когда я видела фигуры с капюшонами, внутри меня не было ничего, кроме покоя. Словно вернуться домой. Как будто что-то внутри всегда подсказывало, что этому миру есть что предложить.

– Мы уже узнали в последней части нашей истории, что равновесие на нашей Земле может поддерживаться только путем строгого разделения стихий. И чтобы пробудилась темная энергия, кто-то должен нарушить высшую заповедь. Древние люди рассматривали эту энергию как богиню, как чернокрылую ночь, перед которой даже Зевс, могущественный отец Олимпа, трепетал от страха. Это было все и ничего, начало и конец, никогда не осязаемое и не видимое невооруженным глазом. Только ветер над мировыми океанами мог поймать ее, и он ухаживал за ней в смертельном танце, пока она не положила мерцающее серебряное яйцо в лоно тьмы. Согласно легенде, маленькая девочка выскользнула из яйца и своим существованием привела в движение вселенную. Сама богиня была единством Воды, Земли, Воздуха и Огня, и никто не знал, какие силы были дарованы ей, потому что никто не мог ее видеть.