С Беласко у нее были очень сложные отношения, они сильно ссорились, но до материнских проклятий дело не дошло — Беласко все-таки был ее последним живым ребенком. Две ее старшие дочери — мать Лео и тетка Регина, супруга Красного Льва — трагически погибли вместе со своими мужьями и старшими детьми… а также с половиной Винеты, но Винета Берту Гавилан интересовала мало.
С тех пор Берта поумерила негодование, стала гораздо более терпимой. Она не теряла надежды вернуть внука под свое крыло и сделать из него «порядочного Гавилана».
Ланс остановился перед пустым простенком и начертил на мраморной облицовке глиф, активирующий сеть внутренних порталов. Бабушке не терпелось заполучить внука в когтистые лапы. Секунда свистящей пустоты — и Лео, вслед за Лансом, шагнул в покои Берты.
Они находились так высоко, что из больших стрельчатых окон не разглядеть земли — только белую пуховую равнину облаков с редкими прорехами до самого горизонта, да несколько шпилей соседних башен, сверкающих на солнце. Лео помнил, что здесь, в этих комнатах, никогда не бывало пасмурно, и если в долине шел дождь, то здесь всегда светило солнце.
Фей Берта вышла из соседней комнаты — высокая пепельноволосая женщина в серебристом платье — на левой руке, вцепившись когтями в кожаную, изукрашенную золотыми накладками рукавицу, сидел большой сокол-балобан.
— Здравствуй, дорогой, — сказала она Лео гораздо более мягким голосом, — надеюсь у тебя найдется полчасика поболтать со мной?
— Конечно, бабушка.
Она пересадила птицу на золоченый шесток с присадой — такие стояли повсюду в ее покоях, сдернула и кинула в кресло рукавицу и протянула обе руки к Лео.
Тот послушно пришел в объятия, наклонился, позволив Берте потрепать себя по волосам. От бабушки, как всегда, пахло морозом, птичьими перьями и ветром.
Сама же она отстранилась и сморщила нос:
— Фу, Лео, этот гадкий дух пропитал тебя насквозь! Как вы там все живете, и ты, и Беласко, и дети несчастной Кристины, неужели вы не ощущаете, что на вас налипло? Этот запах… неудачи, ущерба, недостатка… у меня даже слов нет, чтобы описать. Ты словно испачкался в тине, чтобы не сказать хуже. Как вы добровольно живете в этом… в этом…
— Я потому и не хотел тебе на глаза показываться, — Лео развел руками, — знал, что почуешь.
— Отправить бы тебя помыться, но ты же сбежишь… уф, — она поднесла пальцы к носу, — от уборщиков внизу и то лучше пахнет. Проходи, — она посторонилась, пропуская внука во внутренние комнаты, — я как раз собиралась чаю выпить.
Сердцем бабушкиных покоев — и Замка Ястреба — была круглая зала, гораздо более высокая, чем широкая, окруженная тремя этажами арочных проемов и накрытая хрустальным куполом.
Центр залы, как и проемы арок, занимали разновеликие насесты для множества хищных птиц. Лео — который раз — остановился на пороге, чувствуя холодок под кожей. Несколько сотен зорких соколиных, ястребиных, орлиных глаз уставились на него яростно и дико, и он — в который раз! — ощутил себя мышью на ковре.
Мотнул головой, стряхивая неприятное ощущение. Если ему, истинной крови Мелиор, неуютно под взглядами хищной стаи, то каково чужаку, пожелавшему узреть Ястреба?
Сперва найти его среди множества птиц, а потом семь суток смотреть на него, не смыкая век, не теряя внимания и сосредоточения, пока вся остальная пернатая банда сверлит тебя злющими глазами, недовольно орет и перемещается по своим насестам вверх-вниз. А то может и на голову слететь, выставив когтищи — мало ли, что им не понравится!
Обычному человеку такое не под силу, подумал Лео. Если только соискатель не запасется магическими эликсирами — кстати, в условии проклятия про эликсиры ничего не сказано, а значит, использовать их допустимо. Или же сам соискатель окажется магом, но и для магов найдутся свои ловушки. Не так-то просто заставить фею крови Мелиор выполнить любое земное желание.
Однако семейная хроника отмечает, что некоторым героям это удавалось. Лео хотел бы знать как. Он сам не мог определить, который из нескольких сотен хищных птиц — тот самый зачарованный Ястреб.
Лео шагнул вперед — и птицы зашевелились, завертели головами, принялись встряхиваться и чистить перья, переступать на своих присадах, клекотать и скрежетать, как несмазанная дверь. Под насестами и на этажах задвигались черепашки-сервы, без остановки чистящие мраморный пол, убирающие мусор, помет и погадки.
В отвесно падающих солнечных лучах лоснились спины и пестрые крылья, вспыхивали золотые глаза, кривые клювы и острые когти, алые и пурпурные опутенки, серебряные бубенцы. Любимцы бабушки все же были прекрасны.
По знаку Берты Лео уселся за круглый столик, придвинутый вплотную к огромному, в пол, окну — прямо под ногами открывалась солнечная пропасть, полная сливочно-белой облачной пены. Ее пересекал синий росчерк тени далеко внизу — Башня Ястреба возносилась гораздо выше облаков.