Магистериум морум

— Тише, малый. Не шуми. Что это, как думаешь?

— Это как сеть, натянутая поперёк тропы. Нас ищут! — громко прошептал демонёнок.

Ноздри его раздувались.

— Нас ли?

— Нас! — выдохнул Хел. — Я чую особые метки!

Мальчишку-демона трясло то ли от страха, то ли от возбуждения.

Маг ласково погладил его по голове и опять ощутил отклик маленького естества. Нечеловеческого, но живого.

Спешился Саймон, обнял ребёнка, прижав к груди.

— Что ж, — сказал он невесело. — Заночуем в лесу.

— Проблемы это не решит, — нахмурился Фабиус.

Маг тоже спешился, сошёл с тракта, опустил руку в траву, шевеля пальцами. Через малое время вернулся, неся серую мышь-полёвку.

Мышь сидела на его ладони, оглядываясь с любопытством. Бусинки глаз живо поблёскивали. Маг склонил к ней лицо и прошептал: «Vade». Осторожно положил мелкую жизнь у края дороги.

Мышь встрепенулась, прыснула к лесу, исчезнув на обочине в короткой жухлой траве: для серой шёрстки хороша и осень.

— Ждём, — кивнул Саймон.

Но долго ждать не пришлось. Впереди послышался шум и звуки, словно в костре лопались каштаны.

— Вот это называется «и мышь не проскочит», — фыркнул Саймон.

— Магическая мышь, — поправил Фабиус. — И кто-то всё это изобразил для нас. Но не думаю, что он учёл воронов.

— Почему вы так полагаете, магистр? — удивился Саймон.

— Потому что магистерские птицы летали в эти дни и над Ренге. И мы не потеряли ни одной, значит, маг или демон, учинивший эту преграду, не очень-то и силён.

— Или он ждёт именно вас, магистр, а не гонцов или птиц. Ждёт, когда вы отправитесь домой.

Маг удивлённо посмотрел на ученика лекаря.

— А ты не глуп!

— Жизнь подмастерья не легка, магистр. Вот так и учишься на подвохах.

Саймон опустил глаза, вспоминая годы младшего своего ученичества, из сплошных подвохов и состоящие. Тогда его выручал малый магический дар, хитрость развилась позднее.

— Значит, ждут меня… — пробормотал магистр. — И предупреждены… Хорошо же! Они дождутся!

«Неужели, — думал он, — мстительные бесы собрались лишить меня жизни у самого дома за то, что я вышвырнул их «барбра» из Ангистерна? Или это Борн? Но — зачем? Он мог бы расправиться со мною ещё там, на площади!»

Ответа не было.

Они съехали с тракта, нашли укромное место для ночлега — низинку в лесу. Сыроватую, холодную — но с ними были плащи и усталость.

Хел быстро отыскал ручеёк, расседлал и напоил лошадей, маг развёл бездымный колдовской огонь, а Саймон сварил похлёбку из лука, перца и вяленой рыбы. Горячее отлично пошло с лепёшками, что дала в дорогу Алисса.

Саймон угрелся и задремал, Хел встал на стражу.

Магистру же не спалось. Он ворочался, вспоминал свои разговоры с Борном. Крутил их и так, и этак. Не находил ответа.

Потом всё же уснул, но спал беспокойно. А перед утром увидел во сне серые воды Неясыти, мост… И словно бы он идёт по мосту, смотрит в воду и видит — обширный двор перед магической башней, а на возвышении перед входом в неё — каменный алтарь, где лежит соломенная фигурка, завёрнутая линялую в тряпку.

Глава 29. В огне и тумане

«О мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды».

Хилон из Спарты

Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.

Дорога на Ренге.

Год 1203 от заключения Договора, день 15.

Слугам не дозволяется подходить к алтарю, что у колдовской башни. Им строго-настрого наказано — даже не смотреть в его сторону и мётлами рядом не махать.

На алтарь магистр кладёт фальшивую личину, что примет на себя гнев демона. Вспыхнет, изойдёт дымом. Сгорит вместо человека.

Соломенных кукол маг вяжет сам, нарекает, разговаривает с ними. Созданий Ада не трудно обмануть. Есть тело, есть имя. Есть инкуб, запертый в пентаграмме.

Для разговора с ним нужен кто-то, обладающий именем. На это сгодится и соломенный маг. Он тоже — тело земли, сделан из тканей её. Из травы, тряпок и ниток.

Магистр поднимает голову и смотрит вверх, на узкие окна-бойницы третьего этажа. Как там его пленник?

Сердце стучит глухо и тяжело, словно кровь в жилах всё гуще. Перед глазами — смуглая нагота инкуба. Гибкая. Горячая. Магу приходится пользоваться особенными заклятиями, чтобы принять в себя его флюид и не изжариться заживо.

Раньше инкубы не были так горячи. Этот — особенный, или он сам, Фабиус Ренгский, истончился, и не может уже выносить всей меры адского огня?

Инкуб не умеет любить, но способен брать. А когда берёт — отдаёт и себя всего. Такова суть привычного ему процесса соития. Там, в Аду, демоны во время любви становятся одним целым друг с другом. Нелюди, что с них возьмёшь. Люди так не умеют. Люди любят, оставаясь собой. Не потому ли они предают и бросают?

Всё ближе каменное крыльцо, винтовая лестница. И запах… Пряный волнующий запах инкуба.

Пентаграмма вспыхнет, когда магистр переступит порог. Демон поднимет голову навстречу: он тоже ждёт, думает, боится…