Магистр и странница

Он принёс ей подушечку, укрыл пледом, сел рядом и обнял её. Наверное, ей пора было перестать отрицать очевидное, и принять и такую реальность, — признать, что Ивлар и в этом права. Она его любит. Даже такого. Может, она сошла с ума? Она не понимала, как это было возможно. А ещё она не понимала, что ей теперь делать. Как найти из этого выход?

— Хельвиг. Скажи, что ты мне говорила тогда? — спросил он.

— Я говорила, что люблю тебя.

Амер Хант посмотрел на неспокойное море. Ему было тоскливо. Он хотел, чтобы она была счастлива, он готов был защищать её от всего мира и умереть за неё. Но получалось, что защищать её надо было от него.

— Хельвиг, любовь моя, я не стану просить меня простить. Потому что я сам себя простить не могу. Если ты не хочешь больше меня видеть, я это пойму и приму твоё решение. Хочешь, я отдам тебе этот дом и не стану тебя тревожить? Или, если тебе хотелось бы жить подальше, я куплю тебе другой, только скажи где?

— Нет, — покачала она головой.

Кажется, теперь она понимала, как любовь может превратиться в равнодушие. Или в ненависть. Она его любила, но от её любви отрезали кусочек, и это причиняло боль. Она задумалась, сколько кусочков ему надо отрезать и что ещё с ней сделать, чтобы ничего не осталось кроме равнодушия? Или ненависти и боли? Наверное, ей предстояло это узнать. Что ж… это всё же был какой-то выход.

— Ты не хочешь принимать от меня подарки?

— Я хочу тебя видеть. И я хочу жить в Башне.

— Но я знаю, что тебя это не делает счастливой. И не знаю, как это изменить.

Она почувствовала, как на глаза набежали слёзы.

— Я тоже не знаю. Я люблю тебя, это не сделает меня счастливой, но и я не знаю, как это изменить.

Амер Хант посмотрел на Хельвиг. Она его любит? Как его можно было любить?

Он задумался. Она не верит в то, что сможет быть с ним счастлива. Как раз это можно было понять. Конечно, он не мог исправить того, что уже произошло. Но попытаться сделать её счастливее он мог.

— Любовь моя, скажи, что мне сделать, чтобы не причинять тебе боль?

Слёзы потекли по её щекам. А вспомнит ли он её имя, кто она, и то, что не хочет причинять ей боль, когда ему что-нибудь не понравится в следующий раз? Наверное, нет.

Кого он вообще хочет сейчас обмануть? Её? Или себя? И почему всё время решает за неё? Считает, что она дитя? Говорил, что не пленница, а сам запер в Башне. На это всё ответов у неё не было, но на его вопрос она ответить могла:

— Не считай меня своей собственностью. И не решай за меня. Мне нужно иметь возможность решать самой.

— Хорошо. Хорошо любовь моя, я сделаю так, как ты хочешь, только прошу тебя, не плачь.

Магистр говорил красиво и нежно, ему хотелось верить. Хотелось его обнять и утонуть в его страсти, не оставляющей места для ненужных мыслей.

Возможно, если бы она была глупее, то была бы счастливее, подумала Хельвиг.

Несколько капель дождя упало на песок.

— Пойдём в дом?

Она кивнула, Амер Хант поднял её на руки и спросил:

— Переночуем здесь?

— Хорошо, — ответила она.

Она проснулась в его спальне. Солнце было почти в зените. Амер Хант лежал рядом в лёгких домашних брюках, шелковом халате и наблюдал за ней задумчиво. Пустота исчезла из его глаз, на неё смотрел не убийца и не магистр Ордена Теней, а просто Амер Хант.

— Амер? Прости, я, кажется, проспала, — смущённо пробормотала Хельвиг.

— Спи сколько хочешь, — ответил он. Я никуда не спешу.

— Тебе не нужно в Орден?

— У меня другие планы.

— Какие?

— Это зависит от того, чем ты хочешь заняться.

— Наверное, прогуляться по парку и поплавать в море.

— А завтрак?

— И завтрак.

— Тогда я прикажу накрыть на пляже. И вот, — он положил на постель свёрток, — купальный костюм.

Они и в самом деле завтракали на пляже. Хельвиг, впервые увидевшая бухту при свете дня, застыла в восхищении перед этим чудом природы.

Бухта была похожа на половину чаши. С одной стороны её обрамляла высокая отвесная скала тёмного камня. На её вертикальной поверхности как-то росли, прижавшись к ней изогнутыми свечками, редкие сосны. Песок у её подножия был чёрным.

В море виднелись камни, продолжавшие чашу контуром пиков, оставляя свободным один широкий вход в бухту. Вдоль скалы по пляжу шла деревянная дорожка. Оттуда, где скала начинала уходить в море, дорожка продолжалась, нависая над водой. А там, где она заканчивалась, покачивалась на волнах небольшая двухмачтовая лодка.

С другой стороны чаша была ниже и стена чем-то напоминала Стену теней, — она была такой же ровной и закруглённой, из белого, прослоённого жёлтым, камня. Наверху зеленели деревья, а внизу, рядом с ней, белела узкая полоска пляжа, образуя причудливые чёрно-белые разводы там, где море смешивало песок. Мощённая деревянными плитами дорожка, что вела к воде, делила пляж на чёрную и белую части.

Третья дорожка извивалась между огромными камнями и вела к пляжному домику, в виде настила с каркасом, уютно устроившемуся в зелени лиан под чёрной скалой. Там было тенисто, и ветер раздувал лёгкую воздушную ткань белоснежных занавесок, натянутых как тент от солнца и хвои. На деревянных ступенях лежали сосновые иголки и стопка полотенец.