Магистр Ян

Пану Яну из Хлума было уже не до смеха. Он рассказал Гусу о том, как враги злопыхательствуют против него в Констанце. Их ряды всё время пополняются. Пражское архиепископство щедро платит им за клевету. Каждый доносчик, борясь против Гуса, старается свести с ним личные счеты. Уроженец Микулова доктор Тим, ныне епископ Пассау, прибыл в Констанц, чтобы отомстить магистру, — Гус мешал ему вести выгодную торговлю индульгенциями в Праге. Приехали сюда фарар костела святых Филиппа и Якуба Николас Цайзельмайстер и фарар костела святого Климента Ян из Бероуна. Их прихожане перебегали к Гусу, в Вифлеемскую часовню. Не поленились приехать сюда и Иоганн Мюнстерберг и Петер Шторх — ныне преподаватели Лейпцигского, а ранее магистры Карлова университета. Эти никогда не простят Гусу его участия в подготовке Кутногорского декрета. Им, их коллегам и нескольким сотням студентов, пришлось покинуть Прагу. Попав в захолустный Лейпциг, они никак не могли забыть сытную жизнь в Праге. Бог весть, кто только не приехал и кто не приедет еще сюда! Во главе всей этой братии стоит самый опасный противниц — литомышльский епископ Ян Железный.

Гус кивнул:

— …но самый деятельный среди них, надо полагать, Палеч? Верно?..

— …и Михал де Каузис, — добавил Ян из Хлума.

О них нечего было и говорить. Магистр Ян и пан Ян отлично знали обоих, упоминание этих имен способно было возмутить даже таких спокойных людей, как опытный дипломат — пан Ян из Хлума. Да, он не мог думать о них без отвращения…

Уже в молодые годы клирик Михал де Каузис был обладателем пяти бенефициев. Забияка и сутяга, он изворачивался как уж, ловко обходя законы. Когда Михалу де Каузису удалось втереться в доверие короля, клирик предложил Вацлаву восстановить рудники в Илове и начать там добывать золото. Получив на это согласие и деньги, он помчался в Рим. За чужие деньги Михал де Каузис приобрел в римской курии должность прокуратора. В роли защитника веры он снова появился в Чехии. Михал де Каузис прикладывал свою руку ко всему, где мог: в доносах на Гуса, в подготовке процесса и в обвинительном заключении, поданном суду. Одним словом, если этот негодяй походил на нахальную крысу, то второй…

Второй оказался человеком с удивительно непостоянной натурой! Уж лучше бы он скрывал свою истинную сущность, чем позволял ей проявлять свое убожество. Когда-то Палеча называли отцом Гуса. Иногда он бывал даже более неистовым, чем Гус. Как рьяно защищал он учение Виклефа! Палеч всегда забегал вперед; его страстность частенько увлекала Гуса. На стороне магистра стоял Палеч и во время спора с пражским архиепископом. Палеч поддерживал Гуса даже после возвращения из болонской тюрьмы, куда Палеч был заключен папой, вплоть до… до продажи индульгенций. Палеч резко осуждал мошенника Тима за торговлю индульгенциями и отказался читать папскую буллу об отпущении грехов у себя в коуржимском приходе. Когда же королевский двор одобрил торговлю индульгенциями, Палеч испугался, поджал хвост. Противиться папе он уже не хотел, — ради чего ему рисковать своим приходом и университетской кафедрой? Да, Палеч предупреждал магистра, по-товарищески советуя ему не впутываться в это дело. Но теперь, переметнувшись в стан врагов Гуса и желая выслужиться перед ними, Палеч старался как можно скорее зачеркнуть свое прошлое. Поистине, отуреченный хуже турка!

Стóит ли бередить старые раны? Нет никакого смысла вспоминать об этом. Ян из Хлума смотрел на магистра. Тот склонился над поленом, лежавшим на чурбане, и ощупывал пальцами узловатый корень. Лицо магистра было сосредоточенным и напряженным. Он поднял голову и взглянул на Яна из Хлума:

— Вожусь с ним и не могу ничего придумать. Надо вогнать клинышек. Тогда полено быстрее расколется. — Окинув взглядом большой двор, магистр заметил в углу какой-то кусок железа. Он поднял его и стал вертеть в руках. Вставив клин между бугроватыми корнями, Гус ударил по нему обухом. Пень разлетелся, как ореховая скорлупа. Гус выпрямился и с видом победителя взглянул на Яна из Хлума.

Тот только хмурился. Сегодня Ян из Хлума снова не знал, как вести себя — смеяться или сердиться. Он пожал плечами и, не тратя времени на разговоры, простился.

Гус продолжал колоть дрова. Взмахи и удары топора опять стали мерными. Пусть так же весомо, слово за словом, аргумент за аргументом, цитата за цитатой, прозвучит на соборе его речь.

Гус посмотрел на щепки, лежавшие возле поленьев, и, вонзив топор в чурбан, быстро взбежал по лестнице в свою комнату.

Усевшись за стол, он отодвинул незаконченную работу, положил перед собой чистый лист бумаги и начал писать. Ему нужно было определить главные пункты большой речи о церковной реформе.

«Главная причина упадка церкви, — писал он, — ее стремление к господству над всем миром. Для достижения своей цели церковь пользуется светскими средствами. Ей прежде всего нужны деньги. Она ищет их везде, где только может.

Второй причиной является чрезмерное усиление духовной власти.

Третья причина — неограниченный авторитет церкви.